Когда он слушал, слабая надежда, которую он осмелился лелеять в сердце, вновь начала таять. Лишь легкий треск грозовых разрядов где-то на другом конце света нарушал эту невыносимую тишину. Человек отказался от своего последнего завоевания.
Вскоре после полуночи батареи сели. У Миллворда не было ни малейшего желания искать новые, поэтому он закутался в меха и заснул тревожным сном. Он нашел утешение в мысли о том, что, не получив доказательств своей гипотезы, он, тем не менее, и не опроверг ее.
Холодные лучи солнца затопляли одинокую белую дорогу, когда он пустился в обратный путь. Он очень устал, так как мало спал, и сон его нарушался неотвязной мыслью о возможном спасении. Тишина внезапно была прервана отдаленным грохотом, разносившимся над заснеженными крышами. Он исходил – сейчас в этом не было никакого сомнения, – из-за северных холмов, где когда-то находилась спортивная арена. С крыш зданий, стоявших по сторонам улицы, шурша, сошли небольшие снежные лавины, и вновь воцарилась тишина.
Профессор Миллворд стоял неподвижно, взвешивая, оценивая, анализируя. Звук был слишком слаб для обычного взрыва (он опять мечтал), это было не что иное, как отдаленный грохот ядерного взрыва, уничтожающего и разбрасывающего за один раз миллионы тонн снега. Надежды вновь ожили, а ночные разочарования начали затухать.
Эта секундная пауза чуть было не стоила ему жизни. Откуда-то из переулка в его поле зрения ворвалось что-то громадное и белое. В течение какого-то мгновения его мозг отказывался осознать реальность видимого; потом паралич прошел, и он лихорадочно схватился за свой бесполезный револьвер. Прямо на него, переваливаясь и мотая головой в гипнотическом змееподобном движении, медленно шел белый медведь.
Он бросил все свои вещи и побежал, путаясь в снегу, к ближайшим зданиям. К счастью, вход в метро находился всего в каких-нибудь пятидесяти футах. Стальная решетка была закрыта, но он помнил, что много лет назад сломал замок. Желание оглянуться назад было нестерпимым, так как он не слышал ничего, что могло бы подсказать, как далеко находится его преследователь. Одно ужасное мгновение железная решетка сопротивлялась его окоченевшим пальцам. Потом она неохотно подалась, и он протиснулся сквозь образовавшуюся узкую щель.
Внезапно на него нахлынуло нелепое детское воспоминание о том, как однажды он увидел хорька-альбиноса, беспрестанно метавшегося по проволочной сетке, со всех сторон обтягивавшей клетку. Теперь он видел такое же змеиное изящество, только в чудовищной форме. Огромный белый медведь, ростом вдвое больше человека, встав на дыбы, в бессильной ярости бросался на решетку. Металл гнулся, но не поддавался; потом зверь опустился на четыре лапы, глухо зарычал и, переваливаясь, двинулся назад. Пару раз он ударил лапой по лежавшему на снегу рюкзаку, откуда выкатилось несколько банок консервов, и исчез так же бесшумно, как и появился.
Потрясенный профессор, двигаясь короткими перебежками, от одного укрытия к другому, достиг университета через три часа. После многих лет он вновь был не одинок в этом городе. Он подумал о том, нет ли здесь других «гостей», и в тот же вечер получил ответ. Перед самым заходом солнца он вполне ясно услышал волчий вой откуда-то со стороны Гайд-парка.
К концу недели ему стало ясно, что происходит миграция животных Севера. Однажды он увидел северного оленя, бегущего к югу; его преследовала безмолвная волчья стая. Часто среди ночи раздавались звуки смертельной схватки. Он удивлялся, что столько живых существ все еще обитали в белой пустыне между Лондоном и Северным полюсом. Сейчас что-то неумолимо гнало их на юг, и мысль об этом заставляла профессора волноваться все сильнее. Он не мог поверить, что уцелевшие звери спасаются от чего-нибудь другого, кроме человека.