- Наверное, ему памятник поставили, - помолчав, буркнул Хенг. - Как спасителю населения. А потом он женился на толстой бабе, и она нарожала ему десять крикливых детей.
- Наверное. Слушай, мне пора. Может, пойдем уже?
- И в самом деле. Эти парни, видать, уже очухались и уползли. Только я на всякий случай тебя провожу.
- До самого дома?
- Могу и до самого дома. Только как бы твоя тетушка нас вдвоем не увидела.
- Да что она, съест тебя, что ли? - негромко рассмеялась Алоста. - Ты ее не бойся. Она добрая.
...Он проводил ее до самого дома. И лишь там, на пороге, вспомнил про перевязь с сумками, опрометью бросился искать. Разумеется, на месте сумок не оказалось. Побитые молодцы, видимо, прихватили их с собой как компенсацию за ущерб. А может, соседи постарались. С них станется.
И пришлось идти домой без сумок, с понурым видом объяснять Старику, что напали бродяги, отняли и были таковы. И конечно, после долгих распеканий Старик снял со стены плетку. Целую неделю Хенгу пришлось спать на животе.
Вот тогда все у них с Алостой и началось.
3
Опасения оказались напрасными. Старик сегодня запаздывал, и до его прихода Хенг управился с делами. И сидел на кухне, на дочерна прокопченной лавке, не зная, чем бы себя занять. Кухарка Митрана, бормоча что-то себе под нос, возилась у плиты.
- Тебе, может, помочь чего? - время от времени спрашивал Хенг. Помои вынести, или как?
Ему было жаль старуху Митрану, похожую на бурую тощую мышь, с красными, слезящимися от вечного дыма глазами. Старуха страдала ревматизмом, поясницей и еще по меньшей мере дюжиной неприятных болезней, но плакаться не любила. А может, боялась накликать беду.
- Сиди уж, сам, поди, наработался, - добродушно ответила Митрана. Подожди, сейчас я вот тебе оладушек напеку, пожуешь, пока хозяин не видит.
- Да ладно, перебьюсь я, не делай лишнего. Скоро инквизитор наш заявится, так и так ужинать будем. Что я, с голоду помираю?
- Ну, от миски оладушек вреда не будет, - когда появлялась возможность его покормить, Митрана проявляла неожиданную для нее твердость. - Ты молодой, тебе расти надо. Что ж это за безобразие, кожа да кости. Не мальчик, а просто жердина какая-то.
Послушать Митрану, Хенгу стоило бы брать пример с борова Вукуту, который предназначался под нож к зимнему празднику.
- А я что, не расту? - удивился Хенг.
- Растешь, да только не в ту сторону, - решительно заявила Митрана. В тебе же и весу никакого нет, один рост. Жердина, она и есть жердина. И что за мальчик такой...
- Какой я тебе мальчик, - обиженным голосом, стараясь скрыть улыбку, буркнул Хенг. - Мне уже семнадцать. Скоро будет. Мальчики - это которые вон по улице без штанов бегают.
- Ну, мужичок, прости. Забыла я, ты-то в штанах. Только я не твоя девочка, не Алоста. Я же старая бабка, для меня вы все мальчики да девочки...
Митрана вздохнула и молча принялась за тесто. Хенг тоже затих. Он знал, о чем она сейчас думает. Ее сыну, Гонсору, сейчас тоже было бы семнадцать. Могло бы быть. Судьба, однако же, решила по-другому. Это случилось три года назад, когда Митрана с сыном жили в Куягу-Сол, в вотчине князя Ашла-лоса. Мелкий князек, захудалый, но у себя в родовых владениях держался царем вселенной. Митрана мыла полы в княжеском тереме, а Гонсор прислуживал князю за трапезой. И в один злосчастный день умудрился пролить тарелку супа, забрызгав княжеский бархатный кафтан. Князь Ашла-лос в гневе распорядился отправить мальчишку на псарню, запороть воловьими жилами до смерти, а если оклемается - бросить в волчью яму. Была у князя такая. Сажени три глубиной, сверху - решетка, а внизу двое или трое голодных волков. Их полагалось изредка подкармливать объедками - если не случалось более сытной пищи.
Все, что велел князь, было аккуратно исполнено.