- Нет, не уходи, - прошелестела тетушка. - Погоди, я сейчас.
Она принялась греметь засовами, навесными цепями, и спустя минуту приоткрыла дверь. На самую малость - так, что едва можно было войти. Хенг быстро проскользнул в сени, тетушка тут же начала накладывать засовы, после чего зажгла лучину. Тьма немного расступилась, и Хенг удивленно хмыкнул - тетушкино лицо было бледным точно мукой обсыпанное, глаза ввалились, плечи беззвучно тряслись. Такой Хенг ее никогда еще не видел.
- Стряслось чего? - почему-то шепотом спросил он. Тетушка кивнула и, не слова не говоря, потащила его в свою комнату.
6
- Ну, так чего у вас? А где Алоста? - голос его был спокоен, но склизкие, нехорошие предчувствия уже обволакивали сердце.
Тетушка Конинте-ра помолчала, всхлипнула, а потом, решившись, произнесла:
- Алосту забрали.
- То есть как это забрали? - удивленно спросил Хенг, но еще не кончив говорить, понял - удивляться нечему. Не первый же день он тут, насмотрелся всякого.
- А вот так, забрали. Утром еще. Пришли двое, показали бумагу и увели. А за что, почему - не сказали.
- Да кто ее забрал? - едва не вскричал Хенг. - Кто это был?
Тетушка вновь всхлипнула, отдышалась.
- Священное Ведомство, кто же еще. Синие плащи. Да и на бумаге их знак - орел с факелом.
Хенг вздрогнул. Вот, значит, как. Хуже не придумаешь. Оттуда, из Ведомства, не возвращаются. Старик об этом говорил. Оттуда всего лишь две дороги. Виновен - на костер. А если и окажешься без вины - в темницу до конца жизни. Подозрение-то остается. Да и чтобы не болтал потом лишнего.
- За что ж ее?
- А кто знает? Эти разве скажут? Да и не их это дело, объяснять. Их дело - тащить. А только я думаю, в колдовстве подозревают. Не иначе. Скоро, думаю, и мой черед настанет. Ихняя метла, она чисто метет, ни соринки не оставит.
- Да какая же она колдунья? - Хенгу не пришлось стараться, изображая возмущение. Он и так еле держал себя в руках. - Разве колдуньи такие? Они же старые все, смуглые, с горбатыми носами.
- Маленький ты еще, - вздохнула тетушка. - Сказкам веришь. Колдуньи-то, они всякими бывают. Алоста наша, конечно, ни сном ни духом, а как докажешь? Я вот думаю, может, кто из соседей донес.
- Это о чем еще?
- Да было тут дело, - смущенно отозвалась тетушка. - У соседки нашей, Гуарады, сынок маленький, Сидги, может, знаешь. Ну, бегал он на днях где-то с ребятишками, ногу поранил. А рана-то нехорошая оказалась, нога опухла. И болит. Ну, он сперва криком кричал, а потом уже не мог, хрипел только. Ну, а все ж на виду. Алоста и пожалела, можно мне, говорит, попробовать? Авось хуже не будет. Ну, промыла она ему ножку, листья какие-то приложила. Может, еще чего и пошептала - меня рядом не было, не стану врать - не знаю. Вот и все.
- А что дальше?
- А дальше что? Сошла опухоль-то, на следующий день. Еще денька два Гуарада его дома подержала, а теперь вот уже третий день вовсю с приятелями носится - и хоть бы что.
- Я чего-то не понимаю, - признался Хенг. - Донос-то о чем? Ладно бы еще пацанчик этот помер, а то ведь выздоровел.
- Вот я и говорю, дитя ты еще малое, - махнула рукой тетушка. Кормить тебя еще и кормить березовой кашей, покуда не поумнеешь. Да разве ты ничего не понял? Чем бы ни кончилось, все в руку. Выжил мальчик значит, ведьма она, коли вылечить сумела. Помер - тем более. Ведьмы - они, стало быть, завсегда вредят. Кто хочет доказать, тому все сгодится.
- Да кому же это нужно, Алосту оболгать? Разве она хоть кому злое чего сделала?
- Разные люди бывают. Очень разные. Одному зло сотворят, он через день и помнить не помнит. Другому покажется чего сдуру - век будет изводиться и других изводить. Да и то, пожалуй, что боятся. Люди же как думают? Коли смогла вылечить, сможет и порчу навести. Так лучше беду упредить. Вот и донесли. А кто - поди разбери.