На производсовещаниях всегда бывает и техникой овладевает и постоянно напоминает дяде, что она в ударной бригаде. Раньше она на заводе никогда не бывала, только на картинке его видала. А теперь всей душей с заводом сроднилась и там окончательно изменилась.
Бывало, всегда ворчала:
«Думай о себе сначала, а общественные дела потом».
А теперь все пошло кувырком.
В выходной день сидела тетушка у окна, ждала, когда на электрической печке молоко вскипит. Вдруг как тетушка закричит! Закричала да из комнаты да во двор, да на улицу заспешила и на всю улицу завопила:
— Стой! Стой! Стой!
Оказываема ее соседка-вдова везла общественные дрова, а с воза одно маленькое поленце упало. Тут тетушку и разобрало. — Ведь это общественное! — кричала она, — трудовое! Да что же это такое! Разве можно так к общественному имуществу относиться?
И велела тетка вдове немедленно остановиться, стать на колено и подобрать полено. А когда тетка обратно в комнату свою вбежала, молоко давно вспенилось и убежало.
— Ну, что ж, — сказала тетка, — молоко жалко тоже, но общественное добро мне в сто раз дороже.
… Велела тетка вдове стать на колено и подобрать полено…
Да. Пока я на Марсе гостил, изменилось и в школе не мало. Подошел я к Алешке Зубало.
— Об'ясни, — говорю я ему сердито, — почему в школе ни одного окна не разбито? Почему не залита чернилами географическая карта? Почему не изрезана ни одна парта?
— Как? — Алешка даже не понял вопрос и с удивлением уставился на мой нос. — Да ты что, Сима, с ума спятил, что, ли? Да как же это можно имущество портить в школе?
— Очень просто, — ответил я. Взял нож и полосуй им парточку смело. Подумаешь, какое сложное дело,
— Как? Как? — Алешка еще больше вытаращил свои очи и вдруг рассмеялся, что было мочи. А когда успокоился, сказал мне серьезно:
— Такой случай даже, представить себе курьезно. Взять нож и ножом парту изрезать лихо? Но для этого надо быть форменным психом!
— Постой, — остановил я внезапно Алешку, — а ну-ка, подыми ножку.
— Зачем?
— Уж очень у тебя сапоги хороши! — воскликнул я от души. — Откуда такие? По особому заказу, иль из торгсина?
— Эх ты дубина! — Алешка развел руками — Да у нас каждый с этакими сапогами. Кожи у нас теперь много и качество выделки превосходно, и обуви сколько угодно. У нас к концу второй пятилетки изделья бракованные очень редки. Пока по Марсу персона твоя слонялась, у нас качество во всем поднялось. Машины, вагоны, иголки и крыши — все качеством стало значительно выше. Ты вот с Марса недавно свалился, а присмотрелся бы — убедился. Кстати пекут ли на Марсе пирожное и есть ли там лед, чтоб крутить мороженое?
Я подумал и ответил хмуро:
— Алешка, ты дура. На Марсе не только пирожных нет, там ни разу не ел я котлет! Ни разу не встретил я там коровы, ни разу не встретил я там барана и нигде не видал ресторана. Лопай там среди всего года то, что дает природа. А на природу я был там в большой обиде, она все дает в сыром только виде. А примуса я с собой не брал и все в сыром виде жрал. Не только что и испечь пирог, даже чаю сварить не мог. Вообще, Марс еще очень неблагоустроенная, планета, ничего там хорошего нету. Ни кино, ни библиотеки, доже нет ни одной аптеки,
— А люди? — спросил Алешка.
— Людей немножко. Всего один — и тот был я. По социальному положению был я там ни рабочий, ни крестьянин, а просто Симочка-марсианин. Там не требуют ни паспорта, ни анкет. Там даже милиции нет. Почта была: я сам себе письма писал и сам себе доставлял. Часто я делал себе подарок — доставлял письма себе без марок… Ну, а что у вас еще нового в СССР?
— О! — воскликнул Алешка. — У нас небывалые достижения. У нас невиданные победы и на земле, и в воздухе, и в воде. Словом — везде.