Из всех институтов власти на Терре-Сицилии только военно-космические силы находились вне сферы влияния Семей.
Молодой Лоренцо Ваккаро записался в космическую пехоту, едва это стало для него возможным — в день своего семнадцатилетия. Он начал с рядового и прошел все ступени армейской иерархии, опираясь лишь на собственные силы и способности. Его имя стало символом успеха, своеобразной рекламой СЭК как единственной здоровой силы общества, противостоящей всевластию сицилианских Семей. Сейчас адмирал Ваккаро был вторым лицом в Корпусе, и почти никто не сомневался, что с уходом в отставку нынешнего начальника Генштаба он займет его место.
Конте же был потомственным военным. Это, впрочем, не значило, что он продвигался по службе при содействии влиятельного родственника. Такового попросту не было — его отец по сей день оставался лейтенантом-командором, в том же звании были и оба маминых брата, дед по отцовской линии ушел в отставку в командорском чине, а дед по матери и вовсе не поднялся выше старшего лейтенанта. Тем не менее у Конте было значительное преимущество в стартовых условиях: он получил блестящее образование и соответствующее воспитание, рос в офицерской среде, с самого детства, что называется, варился в этом котле, а сразу после школы поступил в академию военнокосмического флота, которую окончил с отличием. То, что в двадцать девять лет Конте стал коммодором и получил под свое командование бригаду легких крейсеров, было целиком его заслугой; но он конечно же понимал, что вряд ли бы сделал такую блестящую карьеру, если бы ему, подобно Лоренцо Ваккаро, довелось начинать на пустом месте…
— У вас внушительный послужной список, полковник, — наконец заговорил адмирал, постукивая пальцами по лежавшей перед ним голубой папке с грифом высшей степени секретности. В таких папках хранились документы, содержание которых нельзя было доверить никакому компьютеру. — Я бы сказал — уникальный. Даже среди ветеранов Корпуса найдется мало таких, чей послужной список мог бы сравниться с вашим. А ведь вам только тридцать три года.
— Уже тридцать четыре, — уточнил Конте.
— Ах да, конечно. Ведь вы из тех, кого принято называть ровесниками нашего столетия. Хотя в действительности двадцать седьмой век начался в 2601 году, а не в 2600-м, но на это почти никто не обращает внимания. Слишком сильна магии круглого числа… Кстати, если не ошибаюсь, два года назад от вас ушла жена. Замену ей вы еще не нашли?
Конте на мгновение опешил. Вопрос адмирала застал его врасплох. Он ожидал чего угодно — только не такого продолжения разговора.
— Прошу прощения, адмирал, но почему вы об этом спрашиваете?
— Вы не ответили на мой вопрос, — строго заметил Ваккаро.
Конте встал по стойке смирно и бесстрастным голосом произнес:
— Осмелюсь доложить, господин адмирал, что Устав Корпуса не обязывает офицера отчитываться перед начальством о своей личной жизни.
Адмирал откинулся на спинку кресла, внимательно посмотрел на Конте, затем сказал:
— Вижу, дерзости вам не занимать, полковник. Садитесь. — Когда Конте сел, Ваккаро продолжил: — Я хотел бы прояснить ситуацию во избежание дальнейших недоразумений. Хотя вы вызваны ко мне по приказу, наша беседа носит сугубо неофициальный характер, и ее содержание нигде не фиксируется. Я спросил вас об этом, как человек человека, а не как начальник подчиненного.
«Однако по начальственному настаивал на ответе», — подумал Конте, а вслух произнес: — Нет, адмирал, вторично жениться я пока не собираюсь.
— Почему?
С языка едва не сорвался резкий ответ, но Конте вовремя сдержался и промолчал. А адмирал уже значительно мягче заговорил:
— Да, понимаю. На своем первом браке вы обожглись и опасаетесь, что и вторая попытка обзавестись семьей окажется такой же неудачной.