– Ты был секретным агентом?
– Да, точнее, Альфа был им.
Ардэла закусила чувственную нижнюю губу.
– Подожди, – сказала она, – дай подумать. Может быть, я смогу найти для тебя подходящее место.
Стюарт подозрительно огляделся по сторонам – не подслушивают ли. Место для подобных разговоров явно неподходящее.
– Что‑то не нравится мне здесь. В любую минуту кто‑то может подойти к тому пианино и включить какую‑нибудь песню, популярную лет десять тому назад и которую я никогда не слышал. Не лучше ли нам побыстрее допить и смыться отсюда?
– Ко мне? – чуть улыбнулась она.
Беспокойство, таившееся внутри Стюарта, испарилось от этих слов моментально.
– D'accord. [1]
– А знаешь, – с озорным блеском в глазах сказала она, – до прошлой ночи я никогда раньше не занималась этим с клоном.
Большой глоток «Плакучей ивы» приятно обжег ему горло.
– К счастью, это искусство я не забыл.
В госпиталь он вернулся утром. В номере его ждала полиция.
Допрашивали Стюарта в комнате, окрашенной в блекло‑розовый цвет, сверху стены окаймляла коричневая полоса. Надписи на стенах, оставленные хулиганистыми пациентами госпиталя, никто не удосужился стереть. Стюарту почему‑то вспомнилось, как кто‑то рассказывал ему, что розовый цвет действует на психику успокаивающе. В комнате стояла обычная казенная кушетка, на столе маленький магнитофон. Допрос вели два детектива. Один – Лемерсьер, приземистый молодой человек, злобный и агрессивный, с резкими и порывистыми движениями. При разговоре он то и дело обнажал зубы в хищном оскале. Другого звали Хикита. Этот был постарше, с седеющими волосами и небольшими усами, похожими на зубную щетку. Выглядел он устало. Детективы долго мурыжили Стюарта бесконечными вопросами, но, похоже, так и не поверили в его невиновность даже после того, как он честно признался им, где провел ночь.
– Ваше алиби подтвердилось, – сказал наконец Хикита, входя в комнату с чашкой кофе в руках.
– Спасибо, – ответил Стюарт.
– Признаться, вы нам показались самым подозрительным. Ведь вы обучены убивать. К тому же, когда мы приехали, вас не оказалось в госпитале.
Стюарт лишь пожал плечами. Полицейских он недолюбливал. Видимо, срабатывал старый рефлекс. Лемерсьер между тем не успокаивался:
– Как вы думаете, кто мог убить доктора Ашрафа? Ответьте хотя бы просто для протокола.
– Я видел этого человека всего лишь пять – десять часов в неделю. Мы всегда разговаривали наедине, и я не знаю, с кем еще, кроме меня, общался доктор Ашраф. Вы ведь можете посмотреть его записи и узнать, с кем из пациентов он работал.
– Мистер Стюарт, доктора убили очень жестоко, – процедил Лемерсьер сквозь зубы. – Перед смертью его пытали. Сперва чем‑то острым, вроде скальпеля. Затем плоскогубцами. А потом задушили гарротой. Знаете, что это такое? Они чуть не отрезали ему голову. Хотите взглянуть на фотографии?
– Нет.
Лемерсьер наклонился ближе. Стюарт вспомнил, что кабинет Ашрафа хорошо звукоизолирован, так что никто не мог услышать криков несчастного. Тот, кто пытал доктора, очевидно, знал об этом.
– Допрос с пристрастием, так, кажется, они называли это? – спросил Лемерсьер. – Они ведь обучили вас этим штучкам? Вам показывали, как следует применять плоскогубцы при допросах?
– Да, – ответил Стюарт, глядя Лемерсьеру прямо в глаза. – Я помню лекцию о плоскогубцах. Мы всегда должны были конспектировать лекции. – Стюарт перевел взгляд на другого детектива.