Вячеслав Извольский, стоявший рядом с полпредом, невольно напрягся. Пули защелкали по угольно-черной поверхности, как градины по крыше. Они не высекали искр и почти не давали рикошета.
Ревко опустошил магазин, привычным движением переставил рожок и продолжил стрельбу. Вскоре весь бетон под вертолетом был покрыт пулями, как почва под дубом — опавшими желудями.
Вертолет не был бронированным. Он был покрыт особой пленкой под названием «кларол». Пленку придумали две старушки, Клара и Роза Левашовы.
Старушкам было, соответственно, семьдесят три и семьдесят пять, и всю жизнь они протрудились в секретном конструкторском бюро, а последние десять лет они продолжали выполнять задание умершей уже партии, расходуя на это собственную пенсию. Старушек для Извольского нашел Денис Черяга, и Извольский выкупил у них патент за сумму, о которой они до той поры слышали только в кино, и которую завод Извольского зарабатывал примерно за семь минут.
— Потрясающе, — сказал Александр Ревко. Оборотился, посмотрел на Славу Извольского своими прозрачными серыми глазами и промолвил:
— Что у вас там случилось в гостинице? С Анастасом?
Извольский помолчал. Осведомленность полпреда, как всегда, неприятно поразила его. Следовало бы разобраться: то ли ему стукнул кто-то из младшего персонала гостиницы, то ли полпред перехватил телефонные разговоры Анастаса.
— Этот пидор вздумал приставать к Сереже Ахрозову, — ответил Извольский.
— У Сережи очень тяжелый характер и исключительно гетеросексуальные пристрастия.
— Кто владеет лицензией на пленку?
— Одна швейцарская компания.
— Кто владеет компанией?
— Пятьдесят процентов мои.
— А другие пятьдесят?
— Любой фирмы, которую ты укажешь.
Ревко легким профессиональным движением закинул за плечо автомат, предварительно проверив предохранитель.
— Слава, это изобретение было сделано на советские деньги советскими людьми. Отдай другие пятьдесят государству ГУПу при полпредстве.
— Я бы предпочел заплатить налоги, — сказал Извольский.
Ревко усмехнулся.
— Чтобы они потом достались таким, как Анастас? Ты сам знаешь, Слава, эта страна прогнила сверху донизу. Ее не спасти с помощью обычных мер. Те деньги, которые мы получим через ГУП, пойдут на строительство государственной машины новой России. И я советую тебе при этом оказаться на нашей стороне. А не на стороне анастасов. Не делай ошибки, Слава. Мой проект — проект политический. Так что скажешь?
— У меня есть встречное предложение, — медленно произнес Извольский.
* * *
Анастас Анастасов открыл глаза. Страшно болела голова и во всем теле была дикая слабость, как всегда, когда Анастас баловался первитином. Анастас «винт» не любил, под винтом делают такие странные вещи: однажды Анастас, обжабавшись винта, залез в машину и всю ночь ехал задом по шоссе. Доехал от Москвы до Торжка, а ведь дело было еще до черловского губернатора. Никто ему тогда бы задом не позволил ездить, хорошо, что чудом пронесло.
Но так уж случилось, что вчера вечером это был винт, и еще какой странный «винт», не вода, а кисель.
Анастас огляделся. Он лежал в широкой постели; из-под плотно занавешенных окон спальни едва пробивалось жаркое летнее солнце; номер был прелестно отделан белой лепниной, мебель была немецкая, из цельного дуба, а трюмо рядом с постелью было просто выше всяких похвал: очень миленькое, в завитушках и с точеными копытцами ножек. Вроде бы таких номеров в «Кремлевской» не водилось — так где он?
Скрипнула дверь, и в спальню вошел невысокий худощавый человек с васильковыми глазами. Анастас сначала отметил крепкие мышцы и итальянский крой полуспортивных брюк, удивительно подходивших к серой футболке, а потом уже узнал: Денис Черяга. Вице-президент Ахтарского холдинга.