Меня все интересовало - кровать там есть или нет? У нас все об заклад бились, где Тарасов со своими дамами кувыркается - на даче или на работе? Ну, я заглянул - кровать стоит и бутылка виски с черной наклейкой, я такой не видел, решил глотнуть, вошел, за бутылку схватился, и слышу что шеф, Тарасов, вошел и ещё с ним его заместитель, Горин. И они тут же телевизор включили... А я со страху словно закаменел... По телевизору дают сообщение о том, как утром рано машину вице-мера подорвали. Ну, а когда сказали , что он в тяжелом состояние отправлен в больницу, Горин и вопит, что за это денег не дадут.
- Точно скажи, как он выражался. - остановил его Денис. - Вспомни каждое слово.
- Черт тебя дери... Горин говорит: "Ах, ты черт, он же живой остался! Тарасов отвечает. "Неизвестно. Может ещё и до больницы не довезут". Тогда Горин снова психанул: "Так если он живой останется, мы же ничего не получим? Ни копейки." А Тарасов в ответ: "За плохую работу не платят. Ладно, переживем, наша доля маленькая" Вот и все.
- А ты?
- Что я?! Стою, как вчерашний покойник! Застукает шеф в своей спальне, так считай кранты! Ты ж Тарасова знаешь.
- Знаю. - помедлив, ответил Денис.
- Ну, они, по счастью, тут же ушли и я оттуда свалил, даже виски глотнуть не успел. Я думаю, Ден, что они б меня на месте убили.
- Вряд ли.
- Убили бы верняком! - убежденно возразил Фарид. - Тарасов вовсе озверел, потому как все не может найти, кто его брата тогда застрелил. Ну, тогда, при обстреле Белого Дома.
- А он все ищет? - помедлив спросил Денис - Ищет, я думаю. Ну, так как считаешь, Ден, хватит нашей информации, чтоб свои двести тысяч баксов получить?
Денис улыбнулся ему через зеркало заднего обзора и Фарид сокрушенно пришел к выводу самостоятельно.
- Нет... За такую пургу нам двести тысяч не дадут. Вообще ничего не дадут.
Денис не ответил - соскользнул с дороги и провел обгон тяжелого трейлера справа, по обочине, в рискованное нарушение всех правил.
Они уже вкатились в Москву и скорость упала - автомобильные пробки образовывались уже даже на Ленинградском проспекте, при его четырех полосах движения в обе стороны, а пока доехали до Арбата, останавливались и торчали в застывшей колонне чадящих машин раз пять. Потом развернулись возле ресторана "Прага" нырнули под эстакаду, втиснулись в узкую улочку и оказались в родном Филипповском переулке, остановились неподалку от маленькой церкви святого Филиппа.
- Зайдем к Борьке? - спросил Фарид. - Может он на халтуре?
Денис кивнул.
Они подошли к церкви - крошечная, недавно отремонтированнная, и через триста лет от своего рождения она уютно притулилась между высоких домов, прочно занимала свое место и казалась среди старых, посеревших домов новенькой игрушкой: темно-красные стены, белые оконные рамы, позолоченные аккуратные купола с крестами.
Дубовые двери были открыты, но внутренняя железная решетка - на замке. Однако изнутри доносилось негромкое пение и Фарид, ничем не смущаясь подергал замок.
Мальчишка-служка, кудрявый парнишка лет тринадцати, подскочил к дверям, хотел было что-то сказать, но узнал обоих и отомкнул замок на решетке.
- Борька там? - спросил Фарид.
- Отпевает, - ответил парнишка и перекрестился.
Следом за Фаридом Денис прошел внутрь, окунулся в непередаваемую атмосферу старой православной церкви, в её полусумрак, подсвеченный тоненькими свечками, матовый проблеск позолоты на окладах икон и той благостной тишины, которую стены церквушки отсекали от ревущего вокруг города - уже более трехсот лет.
В правом пределе служили заупокойную и молодой голос священника звучал ровно, порой сбивчиво, в меру громко.
- И по окончанию жизненного пути, перед тем как войти в Царствие небесное, душа мается, ей предстоит Страшные Суд.