— Я давно хочу с тобой поговорить… В последнее время тебя почти не бывает дома, поэтому я буду говорить сейчас, хотя это и не лучший момент…
— Только не сейчас! — быстро сказал Аникин. — Ну, некогда, понимаешь? Приду вечером пораньше — я тебе обещаю…
Словно в подтверждение его слов с улицы донесся длинный настойчивый гудок. Аникин развел руками.
— Чего стоят твои обещания! — горько сказала жена. — Ты обещал, что у нас будет своя квартира. А мы живем в этом ужасном общежитии, где тараканы чуть ли не по нас пешком ходят. Живем уже, между прочим, два года, и конца этому не видно! Ты — следователь, а живешь в тысячу раз хуже тех, кого день и ночь ловишь. Тебе это не кажется странным?
— Ты просто не видела, как живут на зоне те, кого удается поймать! — угрюмо ответил Аникин. От упреков жены у него мгновенно и надолго портилось настроение.
— Не смеши меня! — продолжала она. — Разве тебе удалось посадить за решетку хоть одного серьезного преступника? Все ваши дела рассыпаются в суде как карточные домики! Улики исчезают, свидетели отказываются от показаний, суд выносит условные наказания. Зато ты бегаешь по городу, высунув язык, пять лет в одном и том же костюме, а твоя семья ютится в сарае, который лишь для приличия называется общежитием…
— Галя, давай оставим этот разговор… — окончательно скиснув, сказал Аникин.
— Мы оставим… — загадочным тоном ответила супруга и, сверкнув глазами, неожиданно выпалила: — Мы вообще оставим тебя в покое! Если те-бе все равно, я заберу Костика и уеду к маме. А ты живи в этой дыре, в этом свинарнике, раз тебе нравится…
Аникин безнадежно посмотрел на бледное, злое лицо жены, махнул рукой и выскочил из комнаты. Прошагав размашистым шагом по выкрашенному в унылый зеленый цвет коридору до лестницы, он на секунду остановился и оглянулся на дверь своей квартиры. Жена не выглянула ему вслед. Равнодушный слабый свет плафонов освещал пустой в этот ранний час длинный коридор с протертым бесчисленными подошвами полом. Аникин опять махнул рукой и побежал вниз по лестнице.
На ходу он размышлял о непостижимости женской логики и о том, насколько реальны угрозы Галины бросить его. Лишь выйдя на крыльцо и глотнув влажного холодного воздуха, Аникин немного успокоился. Его мысли снова заняло предстоящее дело.
От широкого крыльца общежития вела асфальтовая дорожка, ограниченная с обеих сторон густым кустарником, который летом цвел какими-то ароматными белыми цветами, а сейчас представлял собой просто непролазное переплетение твердых, как проволока, ветвей. В конце дорожки стоял старенький «УАЗ» с голубой полосой. Лица водителя с такого расстояния Аникин рассмотреть не мог, но на всякий случай приветственно махнул рукой и пошел к автомобилю.
В следующую секунду ему показалось, что за стеной кустарника метнулась какая-то тень. Он остановился и присмотрелся внимательнее. Пространство за кустами было погружено во мрак, и ни лампочка над входом в общежитие, ни уличный фонарь на тротуаре не могли развеять его.
— Кто там? — неуверенно произнес Аникин, но тут же, застеснявшись собственной подозрительности, пошел дальше.
«Чудится уже черт-те что, — подумал он с неудовольствием. — Нервы сдают, вот и все дела!»
Асфальт под ногами был покрыт коркой изморози — значит, температура упала ниже нуля. Но по всему чувствовалось, что днем опять начнется оттепель.
«И зима не зима, а форменное безобразие!» — сердито заключил про себя Аникин.
Уже остановившись около милицейской машины, он еще раз обернулся и успел заметить, как в том месте, где заканчивалась живая изгородь, действительно мелькнула какая-то тень. Аникин даже решил, что теперь может с уверенностью сказать, кому она принадлежит.