Миссис Мейсон настаивала, чтоб Мария разрезала свадебный пирог шпагой Хорнблауэра - она вообразила, что именно так поступают невесты флотских офицеров в высшем лондонском свете. Хорнблауэр не был в этом уверен - десять лет он прожил в твердом убеждении, что клинок ни в коем случае нельзя обнажать под крышей или под палубой. Но его робкие возражения были отброшены, и Мария, взяв шпагу двумя руками, под аплодисменты собравшихся разрезала пирог. Хорнблауэр меж тем с трудом сдерживал нетерпение. Наконец он забрал у нее шпагу и поспешно вытер с клинка сахарную глазурь, думая мрачно, приятно ли было бы собравшимся узнать, что когда-то он вытирал с него человеческую кровь. Он все еще занимался шпагой, когда услышал хриплый шепот трактирщика:
- Прошу прощения, сэр. Прошу прощения, сэр.
- Ну?
- Адмирал шлет вам свои приветствия и хотел бы видеть вас, когда вы сочтете это удобным.
Хорнблауэр замер со шпагой в руке, непонимающе глядя на трактирщика.
- Адмирал, сэр. Он в парадной комнате второго этажа, мы обычно называем ее адмиральской комнатой.
- Вы имеете в виду сэра Уильяма, конечно?
- Да, сэр.
- Очень хорошо. Мое почтение адмиралу и... нет, я поднимусь немедленно. Спасибо.
- Спасибо вам, сэр. Еще раз прошу прощения. Хорнблауэр сунул шпагу в ножны и оглядел собравшихся. Все внимательно следили за служанкой, раздававшей куски пирога. На него никто не глядел. Он поправил шпагу, проверил, хорошо ли завязан галстук, и незаметно вышел из комнаты, прихватив треуголку.
Хорнблауэр постучал в дверь адмиральской комнаты. На стук ответил глубокий, столь памятный Хорнблауэру голос:
- "Войдите". Помещение было такое большое, что даже четырехспальная кровать терялась в дальнем его конце - то же относились к секретарю, сидевшему за столом у окна. Корнваллис стоял посреди комнаты и, пока его не прервали, очевидно, диктовал.
- А, Хорнблауэр. Доброе утро.
- Доброе утро, сэр.
- Последний раз мы встречались с вами по поводу того ирландского бунтовщика. Насколько я помню, его пришлось повесить.
Корнваллис, "Голубоглазый Билли", почти не изменился за четыре года. Он по-прежнему был высок, сдержан и готов к любой неожиданности.
- Прошу садиться. Вина?
- Нет, спасибо, сэр.
- Это понятно, памятуя, откуда вы пришли. Приношу извинения, что прервал вашу свадьбу, но винить за это надо не меня, а Бони.
- Конечно, сэр. - Хорнблауэр чувствовал, что уместно было бы ответить покрасноречивей, но ничего не придумал.
- Я задержу вас совсем ненадолго. Вы знаете, что я назначен командовать Ла-Маншским флотом?
- Да, сэр.
- Вы знаете, что "Отчаянный" находится под моим началом?
- Я предполагал это, но не знал, сэр.- Адмиралтейское письмо на этот счет вы найдете у себя на судне.
- Да, сэр.
- Готов ли "Отчаянный" к отплытию?
- Нет, сэр.
Только правда и никаких оправданий.
- Как долго?
- Два дня, сэр. Больше, если будет задержка с боеприпасами.
Корнваллис пристально смотрел на Хорнблауэра, но тот твердо выдержал этот взгляд. Ему не в чем себя винить - еще девять дней назад "Отчаянный" стоял на приколе.
- Подводная часть обожжена и почищена?
- Да, сэр.
- Команда укомплектована?
- Да, сэр. Хорошая команда - сливки вербовки.
- Судно оттакелажено?
- Да, сэр.
- Реи подняты?
- Да, сэр.
- Офицеры назначены?
- Да, сэр. Лейтенант и четыре штурманских помощника.
- Вам понадобится вода и провизия на три месяца.
- Я могу загрузить воды и провианта на сто одиннадцать дней на полном рационе, сэр. Бондарня пришлет бочки в полдень. Я загружу все до заката, сэр.
- Вы отверповались?
- Да, сэр. Сейчас корабль на якоре в Спитхеде.
- Вы поработали неплохо, - сказал Корнваллис. Хорнблауэр изо всех сил старался не показать, что у него отлегло от сердца. Со стороны Корнваллиса это не просто одобрение, это - горячая похвала.