Китайцы называли его Гау-дун - девять драконов. Он представил себе этих драконов в горах над городом, готовых в любой момент спуститься вниз и уничтожить слабых и беззащитных. Сам он не был ни тем ни другим.
Но вот они уже на Моуди Роуд.
Ожидавший его священник-тауист [тауизм - китайское религиозное и философское течение, основанное в VI веке Лао Цу; в настоящее время некоторые приверженцы этой религии пытаются достичь бессмертия при помощи магии] казался сошедшим с древнего пергамента, возможно, из-за классического блеклого восточного одеяния и длинной легкой седой бороды.
- Jou sahn.
- Jou sahn.
- Gei do chihh?
- Yat-chihh.
- Jou.
Священник прикрыл глаза в беззвучной молитве и начал потряхивать chim - деревянную чашу с определенным числом молитвенных палочек. Одна палочка выпала, и тогда священник перестал трясти чашу. Молча он сверился с таблицей и повернулся к приезжему. По-английски он изъяснялся с трудом: "Боги говорят, ты скоро избавишься от опасного врага".
Мужчина с обсидиановыми глазами почувствовал приятное возбуждение. Он был слишком умен, чтобы не понимать, что древнее искусство chim - просто предрассудок. Но он был и слишком умен, чтобы пренебречь им. Был и еще один добрый знак. Сегодня был день св. Константинуса, его день рождения.
- Боги благословили тебя хорошим fung chui.
- Do jeh.
- Hou wah.
Пятью минутами позже он уже сидел в машине, направляющейся в Кай Так, аэропорт Гонконга, где его ждал личный самолет, готовый вылететь в Афины.
1. ЯНИНА, ГРЕЦИЯ - ИЮЛЬ 1948 ГОДА
Каждую ночь она просыпалась от собственного крика. Один и тот же сон преследовал ее: сильный шторм, она на середине озера, а мужчина и женщина удерживают ее голову под ледяной водой, пытаясь ее утопить. И каждый раз она просыпалась в ужасе, задыхаясь, вся мокрая от пота.
Она не имела представления, кто она такая, и ничего не помнила из своего прошлого. Говорила она по-английски, но не помнила, где родилась и как оказалась в Греции, в маленьком монастыре кармелиток, который приютил ее.
Шло время, и иногда в ее памяти вспыхивали и быстро исчезали смутные видения, которые ей не удавалось удержать, чтобы в них разобраться. Такое случалось настолько неожиданно, что заставало ее врасплох и приводило в смятение.
Сначала она задавала вопросы. Монахини-кармелитки были очень доброжелательны по отношению к ней, но все они были верны обету молчания, и только матери-настоятельнице, старой и хрупкой сестре Терезе, было разрешено говорить.
- Вы знаете, кто я?
- Нет, дитя мое, - сказала сестра Тереза.
- Как я сюда попала?
- У подножия гор есть деревня, которая называется Янина. Тебя нашли в прошлом году во время шторма на озере. Ты была в маленькой лодке, которая затонула, но, слава Господу, две наши сестры заметили тебя, спасли и привели сюда.
- Да... Но где я была до того?
- Прости меня, дитя мое. Я не знаю.
Она никак не могла успокоиться:
- Неужели никто меня не разыскивал? Никто не спрашивал?
Сестра Тереза отрицательно покачала головой:
- Никто.
Ей хотелось расплакаться от огорчения. Она сделала еще одну попытку:
- А газеты... Ведь должны же они были писать о моем исчезновении?
- Как ты знаешь, мы не поддерживаем связи с внешним миром. Ты должна смириться с волей Господа нашего, дитя мое. Мы должны быть Ему благодарны за Его милость: ты же жива.
Больше ей ничего не удалось добиться. Сначала она была слишком слаба, чтобы думать о себе, но время шло, и силы ее восстанавливались.
Когда она достаточно окрепла, чтобы двигаться, она целыми днями возилась в цветущем монастырском саду, наполненном жарким светом, в который была погружена вся Греция, и куда легкий ветер доносил аромат лимонов и винограда.
И хотя все вокруг дышало покоем и безмятежностью, Кэтрин продолжала метаться.