Мы медленно шли в направлении его кабинета и были сейчас достаточно близко к двери, на которой можно было разобрать надпись: «Джаспер Миллер, управляющий».
– Разумеется, нет, – ответил он. – Если бы что‑то было не так, многие бы заметили это.
– Вы полагаете, что он снял квартиру с единственной целью – умереть? Вы с ним виделись один раз, и все?
– Я полагаю, он мог… нет, обождите. – Управляющий задумался. – Нет. Он зарегистрировался в четверг. Я, разумеется, обратил внимание на его загар поясовика. Потом он выходил в пятницу. Я случайно заметил его проходящим мимо.
– Именно в тот день он достал дроуд? Впрочем, неважно, вы об этом не знали. Тогда вы его видели в последний раз?
– Да, в последний.
– Значит, у него должны были быть гости вечером в четверг или в пятницу утром.
Управляющий весьма однозначно покачал головой.
– Понимаете, мистер… э… э…
– Гамильтон.
– Понимаете, мистер Гамильтон, на каждом этаже у нас установлена голографическая камера. Она делает снимок с каждого из жильцов, когда он первый раз приходит в свою квартиру и более никогда. Покой – это одно из удобств, за которые платит жилец, снимая квартиру. – Говоря это, он весь как‑то подобрался. – По той же причине голокамера снимает каждого, кто не является жильцом. Таким образом жильцы предохраняются от нежелательных посетителей.
– И ни в одну из квартир на этаже Оуэна не было посетителей?
– Нет, сэр, не было.
– Возможно… Ваши постояльцы, выходит, сплошные отшельники.
– Так оно и есть.
– Я полагаю, кто здесь жилец, а кто нет, решает компьютер в подвале.
– Разумеется.
– Значит, в течение шести недель Оуэн Джеймисон сидел в своей квартире один. И все это время на него никто не обращал внимания.
Управляющий пытался придать своему голосу спокойствие, но не мог скрыть, что сильно нервничает.
– Мы стараемся обеспечить своим жильцам покой. Пожелай мистер Джеймисон чего‑нибудь, ему было достаточно снять телефонную трубку. Он мог позвонить мне, или в аптеку, или в супермаркет.
– Хорошо. Благодарю вас, господин управляющий. Это все, что я хотел узнать. А хотел я узнать, как мог Оуэн Джеймисон шесть недель дожидаться смерти, чтобы никто на это не обратил внимания.
Управляющий поперхнулся.
– Он все это время умирал?
– Да.
– У нас не было никакой возможности узнать об этом. Как, каким образом; не понимаю, почему вы нас в этом упрекаете?
– И я вот не понимаю, – сказал я и пошел от него прочь. Управляющий стоял ко мне достаточно близко и я его задел. Теперь мне стало за себя стыдно. Он был совершенно прав. Оуэн мог получить помощь, стоило ему только этого захотеть.
Выйдя на улицу, я тотчас поймал первое проплывшее мимо воздушное такси.
Я вернулся в контору РУК. Не для того, чтобы работать – делать что‑либо после всего этого я был не в состоянии – а чтобы поговорить с Джули.
Джули. Высокая, зеленоглазая девушка старше тридцати, с длинными волосами, попеременно красящимися в золотистый и коричневый цвета. И с двумя крупными коричневыми шрамами повыше правого колена. Но сейчас их не было видно. Я заглянул в ее кабинет, в дверь которого вставлено поляризованное стекло, и стал смотреть, как она работает.
Она восседала на диване и курила. Глаза ее были закрыты. Время от времени она морщила брови, как бы сосредотачиваясь, мельком поглядывала на часы, а потом снова закрывала глаза.
Я не мешал, понимая важность того, что она делала.
Джули. Она не была красавицей. Глаза у нее были расставлены слишком широко, подбородок чересчур квадратен, рот – излишне широк.