Лунзи услышала от этих ребят множество трогательных историй о разбитых сердцах, неудачных браках, романтических приключениях, а также кучу вошедших в корабельный фольклор баек о намерениях некой бывшей в их команде женщины открыть на свои сбережения салун на каком-то искусственном спутнике, не говоря о многочисленных пари, заключенных по поводу яиц, которые наверняка снесет пара недавно заключивших брачный союз птицеобразных инопланетян, называемых рикси, специалистов, временно нанявшихся на платформу. А она рассказывала о своей прежней жизни, о том, как она стала врачом, о дочери.
Вот так, привычно, она держала в руках голограмму с изображением Фионы и когда слушала за рабочим столом рудоискателя по имени Джилет, заглянувшего к ней на огонек. Из его медицинского файла она знала, что бедолага двенадцать лет провел в состоянии глубокого холодного сна, в который вынужден был погрузиться, когда астероиды разрушили шлюз судна-рудовоза, где он находился вместе с четырьмя другими членами команды. Им пришлось спешно эвакуироваться: Джилет занял спасательную капсулу, что была возле грузового отсека, остальные – ту, которая находилась за машинным отделением. Четверых его товарищей разыскали довольно быстро, а Джилета не могли найти более десяти лет из-за неисправной работы аварийной сигнализации в его капсуле. Естественно, он был рассержен, обижен на весь свет, а где-то и испуган. В команде «Нелли Майн» ещё троим, по меньшей мере, приходилось погружаться в состояние холодного сна, но никто из них не спал столь продолжительное время, как Джилет. Лунзи очень ему сочувствовала.
– Да, я знаю, что те годы, которые я проспал замороженный, прошли безвозвратно. Но, доктор, меня убивает другое: я не могу вспомнить их. Я так много потерял – друзей, семью. Жизнь прошла мимо меня, и я не знаю, как мне вернуться в мир, откуда я был выброшен, – рассказывал скуластый, черноволосый рудоискатель. Он сел поглубже в пилотское кресло, в которое Лунзи усаживала пациентов для осмотра. – Я чувствую, что потерял какую-то часть самого себя.
– Бросьте, Джилет, вы прекрасно знаете, что это не так, – возразила Лунзи, привстав с кресла и внимательно глядя на собеседника. – Сознание надежно защищено от непроизвольного проникновения информации из центров памяти. Но все, что вы когда-либо знали, по-прежнему хранится в вашем подсознании, просто эта информация находится как бы под замком. – Она легонько постучала его по лбу тонким согнутым пальцем. – Исследования ученых утверждают, что стирания информации в памяти человека не происходит и тогда, когда он погружается в глубокий холодный сон. Главное, чтобы вы сами были уверены, что вы – это вы. Никто лучше вас самих не расскажет вам, что вы собой представляете. Я знаю, мои слова могут ввести вас в заблуждение – действительно, я сама никогда не проходила через это. Но я ухаживала за многими пациентами, которые смогли преодолеть это потрясение.
Первое, что вам необходимо сделать, – это смириться с мыслью, что вы пережили подобную психическую травму, и снова научиться жить собственной, только своей жизнью.
Джилет скривился:
– Когда я был моложе, мы с друзьями мечтали жить в космосе, вдали от шума и людских толп. Ха! Заставьте меня повторить это сейчас! Теперь я хочу только одного – осесть в какой-нибудь стабильной колонии и отлаживать реактивные двигатели или промышленных роботов, чтобы было на что прокормиться. Однако это невозможно сделать, пока я не накоплю «дыхательных». Не говоря уж о дополнительных расходах, которые возникнут, если мне придет в голову обзавестись семьей, новой семьей. Поэтому я вынужден и дальше заниматься горным делом. Вот все, что я знаю.
Лунзи кивнула. На жаргоне космических бродяг, которые, в силу своего рода деятельности, не вели оседлого образа жизни, «дыхательными» назывались денежные суммы, которые требовалось внести для того, чтобы подключиться к биосфере колонии при условии отсутствия естественной воздушной атмосферы.