Майк Резник
В начале всех начал Нгаи пребывал в одиночестве на вершине горы под названием Кириньяга. Когда настало время, он сотворил трех сыновей, ставших отцами масаев, камба и гикуйю; каждому из них он предложил копье, лук и палку-копалку. Масаи выбрали копье, и им было велено пасти стада в бескрайней саванне. Камба выбрали лук, и теперь охотятся в густых лесах. Но Гикуйю, первый из кикуйю, знал, что Нгаи любит землю и смену времен года, и потому выбрал копалку. В награду за это Нгаи не только научил его секретам земледелия, но и подарил ему Кириньягу с ее святой смоковницей и богатыми землями.
Сыновья и дочери Гикуйю оставались на Кириньяге до тех пор, пока не пришли белые люди и не отняли у них землю, а когда белых людей изгнали, они не вернулись к Кириньяге, а остались в городах, решив носить одежду белых людей, ездить на их машинах и жить их жизнью. Даже я, мундумугу — то есть шаман, — родился в городе. Я никогда не видел льва, слона или носорога, потому что они вымерли задолго до моего рождения, не видел я и Кириньягу такой, какой ее завещал нам Нгаи, потому что ныне ее склоны покрывает бурлящий перенаселенный город с тремя миллионами жителей, год за годом все ближе подбирающийся к трону Нгаи на вершине. Даже кикуйю позабыли ее истинное имя, и теперь называют ее гора Кения.
Ужасно быть изгнанным из рая, как то случилось с христианскими Адамом и Евой, но бесконечно хуже жить рядом с раем, будучи оскверненным. Я часто думаю о потомках Гикуйю, позабывших свое происхождение и традиции и ставших просто кенийцами, и гадаю, почему так мало их присоединилось к нам, когда мы создали на планете Утопия мир Кириньяги.
Это правда, что жизнь здесь сурова, потому что Нгаи не обещал нам легкой жизни, но она приносит удовлетворение. Мы живем в гармонии со всем, что нас окружает, мы приносим жертвы, и тогда сочувственные слезы Нгаи проливаются на наши поля, не давая погибнуть растениям, а когда собран урожай, благодарим Нгаи и режем для него козла.
Удовольствия наши просты: тыква с помбе, чтобы утолить жажду, очаг в бома, согревающий после заката, крик новорожденного сына или дочери, состязания бегунов и метателей копий, пение и танцы по вечерам.
Люди из Обслуживания наблюдают за Кириньягой, но в наши дела не вмешиваются, лишь время от времени слегка корректируют орбиту, чтобы тропический климат оставался неизменным. Иногда они предлагают нам воспользоваться их медицинскими познаниями или отправить наших детей учиться в их школы, но всякий раз мы вежливо отказываемся, и они не настаивают. Они никогда не вмешивались в наши дела.
Так было до тех пор, пока я не задушил младенца.
Не прошло и часа, как меня отыскал верховный вождь Коиннаге.
— Ты совершил глупость, Кориба, — мрачно заявил он.
— У меня не было выбора. И ты это знаешь.
— Разумеется, у тебя был выбор, — вскипел он. — Ты мог сохранить ребенку жизнь. — Он смолк, пытаясь обуздать свои эмоции и страх. — До сих пор никто из Обслуживания не ступал ногой на землю Кириньяги, но теперь они это сделают.
— Пусть приходят, — пожал я плечами. — Мы не нарушили закон.
— Мы убили ребенка. И они отменят нашу хартию.
Я покачал головой.
— Никто не отменит нашу хартию.
— Не будь таким самоуверенным, Кориба, — предупредил он. — Когда ты закапываешь живьем козла, они лишь презрительно покачивают головами. Когда мы уводим старых и дряхлых из поселка чтобы их съели гиены, они смотрят на нас с отвращением. Но убийство новорожденного младенца — совсем другое. Этого они не простят. И придут сюда.
— Если они придут, я объясню, почему убил его.
— Они не поймут.
У них не останется выбора, кроме как принять мой ответ.