Здесь Кириньяга, и им не дозволено вмешиваться.
— Они найдут способ, — уверенно пообещал он. — Поэтому нам следует извиниться и пообещать, что такое больше никогда не произойдет.
— Мы не станем извиняться, — твердо заявил я. — И обещать тоже ничего не будем.
— Тогда я, верховный вождь, сам принесу им извинения.
Я пристально смотрел на него несколько секунд, потом пожал плечами.
— Поступай так, как считаешь нужным.
В его глазах появился страх.
— Что ты со мной сделаешь? — спросил он.
— Ничего. Разве ты не мой вождь? — Когда он расслабился, я добавил. — Но на твоем месте я стал бы избегать насекомых.
— Насекомых? Почему?
— Потому что любое насекомое, которое тебя укусит будь то паук, москит или муха, убьет тебя, — ответил я. — Кровь в твоем теле закипит, а кости расплавятся. — Я помолчал и серьезно добавил. — Нет, такой смерти я не пожелал бы и врагу.
— Разве мы не друзья, Кориба? — спросил он, и его лицо цвета черного дерева стало пепельно-серым.
— Я тоже так думал. Но мои друзья уважают традиции. И не извиняются за них перед белыми людьми.
— Я не стану извиняться! — горячо пообещал он и плюнул себе на обе ладони, подтверждая искренность своих слов.
Я развязал один из висящих на поясе мешочков и достал гладкий камешек, который подобрал неподалеку на берегу речки.
— Повесь камешек себе на шею, — сказал я, протягивая его Коиннаге, — и он защитит тебя от укусов насекомых.
— Спасибо, Кориба! — искренне поблагодарил он.
Мы поговорили несколько минут о делах в деревне, потом он наконец ушел. Я послал за Вамбу, матерью младенца, и совершил над ней ритуал очищения, чтобы она смогла зачать снова. Я дал ей мазь — ослабить боль в разбухших от молока грудях. Потом уселся возле костра рядом со своей бома и принялся решать споры о курах и козлах, раздавать амулеты против демонов и обучать людей обычаям предков.
До ужина никто так и не вспомнил о мертвом ребенке. Я поел в одиночестве в своей бома, потому что мундумугу всегда ест и живет отдельно от остальных. Потом укутал плечи накидкой, чтобы не мерзнуть от ночной прохлады, и зашагал по тропинке в ту сторону, где стояли бома жителей деревни. Скот, козлы и куры уже были заперты на ночь, а мои соплеменники, зажарившие на ужин корову, теперь пели, танцевали и пили помбе. Они расступились, когда я подошел к котлу и выпил немного помбе, потом, по просьбе Канджары, перерезал горло козлу, посмотрел на его внутренности и увидел, что самая молодая жена Канджары вскоре забеременеет. Эту новость тут же отпраздновали. Затем дети уговорили рассказать им сказку.
— Но только не про Землю, — попросил один из мальчиков постарше. — Пусть сказка будет про Кириньягу.
— Хорошо, — согласился я. Дети сели поближе. — Это будет история про льва и зайца. — Я помолчал, убеждаясь, что все слушают внимательно, особенно взрослые. — Однажды лев повадился нападать на деревню, и люди решили принести ему в жертву зайца. Заяц, конечно, мог и убежать, но он знал, что рано или поздно лев его все равно поймает, поэтому отыскал льва, подошел к нему и, когда лев уже разинул пасть, чтобы его проглотить, сказал:
— Извини, великий лев.
— За что? — с любопытством спросил лев.
— Ведь я такой маленький, мною не насытишься. Поэтому я принес еще и мед.
— Но я не вижу никакого меда.
— Поэтому я и извинился. Мед украл другой лев. Он очень сильный и сказал, что не боится тебя.
Лев сразу вскочил.
— Где тот, другой лев?
Заяц показал на глубокую яму.
— Он там, но только он не отдаст тебе мед.
— Это мы еще посмотрим! — взревел лев, громко зарычал и прыгнул в яму. Больше его никогда не видели, потому что заяц выбрал очень глубокую яму. Он вернулся в деревню и сказал, что лев никогда больше не станет беспокоить людей.