— Меня ведь тоже зовут… Некоторые могут подумать… Которые из других классов…
Он не договаривал до конца ни одной фразы: значит, он волновался, как никогда.
— Есть ведь и другие… — продолжал он. — Почему обязательно дедушку?..
Хотя бы вот Гоголь…
— Но внук Гоголя не учится в пашем классе, — возразил Святослав Николаевич.
— А внук Бородаева учится!
С того самого дня к Глебу приклеилось прозвище: Внук Бородаева. Иногда же его звали просто и коротко: Внук.
Всюду ребята любят придумывать прозвища. Но у нас в школе это, как говорили учителя, «стало опаснейшей эпидемией». А что тут опасного? Мне кажется, прозвище говорит о человеке гораздо больше, чем имя. Имя вообще ни о чем определенном не говорит. Ведь прозвище придумывают в зависимости от характера. А имя дают тогда, когда у человека еще вообще нет никакого характера. Вот если меня назовут просто по имени — Алик! — что обо мне можно будет узнать? А если по прозвищу — Детектив! — сразу станет понятно, на кого я похож.
Жаль только, что некоторые ребята путают и вместо «Детектив» кричат «Дефектив». Но я в таких случаях не откликаюсь.
— Занятия кружка ни в коем случае не должны быть похожи на наши уроки.
Никто там не будет учиться! — заявил Святослав Николаевич.
И всем сразу захотелось вступить в этот кружок. Но на пути возникли неожиданные преграды.
— Творческая направленность будет лицом кружка, — сказал Святослав Николаевич. — А рекомендацией будет литературная одаренность!
Оказалось, что такой рекомендации нет почти ни у кого в нашем классе.
Только Андрей Круглов, по прозвищу Принц Датский, и Генка Рыжиков, по прозвищу Покойник, сочиняли стихи.
Прозвища их на первый взгляд могли показаться несколько странными, но это только на первый, легкомысленный взгляд.
Круглова прозвали не просто Принцем, а именно Датским, потому что он любил сочинять стихи к разным школьным датам и даже к семейным: к началу учебного года и к концу учебного года, к дням рождения и если кто-нибудь умирал.
Когда нашей школе исполнилось десять лет, он сочинил:
В этот день, когда мы отмечаем
Нашей школы славный юбилей,
Мы с большим волненьем замечаем,
Что на сердце как-то веселей!
Однажды, первого сентября, пионервожатая прочитала нам на линейке стихи Принца:
В этот день, когда мы начинаем
Путь к вершинам знаний и наук,
Мы с большим волненьем замечаем,
Будто стало солнечней вокруг!..
А перед летними каникулами в стенгазете появилось такое стихотворение Принца Датского:
В этот день, когда мы завершаем
Свой нелегкий, свой учебный год,
Мы с большим волненьем ощущаем,
Будто слезы выльются вот-вот…
Хоть мы со школой расстаемся,
Места нет для грусти и тоски:
Все равно сердцами остаемся
Возле школьной парты и доски!
Святослав Николаевич сказал однажды, что «настоящий поэт не изменяет себе».
Принц Датский не изменил себе просто ни разу в жизни.
Это был человек лет тринадцати. Ростом он был высок, в плечах был широк.
Если Принц Датский узнавал, что у кого-нибудь дома происходит важное событие, он хватал бумагу и карандаш, убегал, чтобы побыть в одиночестве, а потом возвращался и говорил:
— Вот… пришли на ум кое-какие строчки. Может, тебе будет приятно?
Он совал в руки листок со стихами и убегал. Большая физическая сила сочеталась в нем с детской застенчивостью.
Однажды, как сейчас помню, он узнал, что мои родители празднуют годовщину свадьбы. Принц Датский подошел ко мне на перемене, сунул в руку листок и сказал:
— Вот… пришло кое-что на ум. Может, тебе будет приятно? И убежал.