("Действительно, - подумал в это же мгновение Миллер-первый, - куда я сунул вчера ключ от бара?"), потом решительно протянул руку к той самой книжной полке, где стоял недочитанный томик Вольтера ("Он вспомнил быстрее меня!" с интересом отметил Миллер-первый), достал ключ, и вот уже крышка бара открыта.
- Я хочу, Ирэн, чтобы ты была сегодня серьезной.
Итак, кальвадоса не будет. Ирэн бросила на Миллера-второго внимательный взгляд и протянула рюмку. Забулькал стерфорд.
Отлично. У юристов это называется "эксцессом исполнителя": отражение проявило свою первую независимость от хозяина. Непонятно лишь, зачем Ирэн надо быть серьезной.
- Ты устал, Дюк?
Ну вот, они произнесли, наконец, по одной фразе. У Миллера гулко застучало сердце, потому что именно в этот момент он понял, что больше всего волновало его секундой прежде. Узнает ли Ирэн подделку? Поймет ли, что перед ней не настоящий Миллер? Не заподозрит ли по одним ей известным приметам, что это двойник?
Нет, не заподозрила. Она сказала "Дюк", она произнесла "Дюк", а не свое обычное "Эдвард", и это была ее маленькая благодарность за его волнение, за поцелуй при встрече, за предстоящий разговор, серьезность которого она угадала.
Признательность не всегда красноречива.
- Ты устал, Дюк? - И все. Ни одного лишнего слова.
- Спасибо, милая... Я плохо спал этой ночью.
- Сердце? - Бедняжка, она всегда волновалась из-за его сердца!
- Нет. Думал. Я хочу сказать тебе...
В замочную скважину Миллер плохо видел выражение ее лица. Она сидела вполуоборот к шкафу, а свет из окна шел неяркий - на улице моросил дождь и солнца не было. Но вся ее поза - и закинутая голова с пышной прической, и поставленная быстрым движением рюмка, и рука, беспокойно лежавшая на подлокотнике, - все это говорило о том, что она волновалась.
- Что ты хочешь сказать мне? - переспросила Ирэн, привыкшая к тому, что Миллер, погруженный в свои мысли, не всегда торопился их излагать. - Ты принял решение? Или что-нибудь случилось?
"Ого! Еще как случилось!" - подумал Миллер-первый и с благодарностью посмотрел на Ирэн: умница, все-таки почувствовала что-то...
- Да, - сказал Миллер-второй, - я, кажется, принял решение...
Зазвонил телефон. "Черт возьми, надо будет завтра сказать миссис Слоу, чтобы она не лезла со своими звонками в дообеденные часы!" - подумал Миллер-первый, нетерпение которого было естественным. Между тем двойник, извинившись перед Ирэн, спокойно поднял трубку:
- Я вас слушаю, миссис Слоу. Дорон? Ну что ж, соедините. И скажите Керберу, чтобы он зашел ко мне... минут через десять.
"Дорон? Как он некстати!"-подумал Миллер-первый и даже приподнялся со своего сиденья, потому что никогда не видел себя разговаривающим по телефону с шефом.
- Дорон? - сказал двойник. - Вы очень кстати, я только что хотел вам звонить... Да, генерал, я готов принять участие в испытаниях... Кое-что есть, попробуем... Благодарю вас, шеф, но поздравления я буду принимать после испытаний. Когда? Вы говорите: сегодня? Ну что ж, не возражаю. Пусть будет в четыре. До встречи на полигоне!
Невероятным усилием воли Миллер-первый заставил себя усидеть в шкафу. Так вот оно, решение! Минутный разговор с Дороном, десяток элементарных слов, и подведена черта переживаниям, бессонным ночам, гамлетовским раздумьям.
Как это просто: в течение минуты решить судьбу свою, судьбу Ирэн, судьбу всего мира! И ничего вокруг не изменилось. Гдето по коридору шагает спокойно Кербер; как всегда, подкрашивает губки миссис Слоу; едут машины по улице; танцуют где-то пары; работают где-то люди, на какой-то части земного шара шьется пальтишко для ребенка, и неизвестно теперь, успеет ли он его надеть... Нет, не дрожит рука Миллера-второго; спокойно льет стерфорд в рюмку Ирэн.
- Спасибо, Эдвард, я больше не хочу.
Он взял ее ладонь, прижал к своей щеке.
- Но ты же сама отдала мне решение.
- Ты говоришь так, будто я возражаю.
- У тебя теперь будет все, Ирэн, - продолжал он, словно не слыша ее слов. - Вилла, яхты, машина, покой, счастье...