Значит, если говорить по-Липучкиному, дедушка мой был «дедушкой Петром», а вовсе не «дедушкой Антоном». Я всё это высказал Липучке, а она вытаращила свои зелёные, как у нашего Паразита, глазищи и стала тыкать в меня пальцем:.
– Ой, Сашка, посмотри на него! Не знает, как собственного дедушку зовут! А своё-то имя ты помнишь?
Саша, ухмыляясь, засовывал под кровать мой командировочный чемоданчик.
– Ну, накричалась? – насмешливо спросил он. – Теперь умного человека послушайте. Дедушку-то, ясное дело, Петром Алексеевичем зовут. Ты, Липучка, про это не знаешь, потому что только в прошлом году сюда приехала. А мы дедушку уже три года Антоном зовём: он у нас в школе однажды Антона Павловича Чехова изображал… Ну, в постановке одной. Мы «Каштанку» показывали. И ещё «Хамелеона». А дедушка, значит, от имени Антона Павловича вёл программу и на вопросы отвечал. С тех пор мы его и прозвали Антоном. Понятно?
– Понятно… – прошептала Липучка и так виновато взглянула на меня своими зелёными глазами, как наш Паразит после знаменитой истории с куриными котлетами.
– Айда на реку! – скомандовал Саша. Запирая дверь, он шепнул мне:
– Вообще-то женщин во флот брать не полагается. Но уж приходится. А то ведь такой визг поднимет! Да и команды у нас не хватает.
– В какой флот? – не понял я.
– Там увидишь!..
У РЕКИ БЕЛОГОРКИ
Когда мы сбежали с холма на золотистый песчаный берег, Саша строго предупредил меня:
– Ты ей не верь. С виду она вон какая весёлая, сверкает на солнышке, а на самом деле – хитрая и коварная…
Я с удивлением посмотрел на Липучку: она и вправду очень весело глядела на всё вокруг, и рыжие волосы её в самом деле сверкали на солнышке. «Неужели она хитрая и коварная? – подумал я. – Скажи пожалуйста! А на вид такая приветливая. Хотя мама всегда говорит, что я плохо. разбираюсь в людях».
Я глазел на Липучку с таким удивлением, что она спросила:
– Веснушки разглядываешь, да? Много, да? Очень?..
И стала тереть свои щёки, словно хотела уничтожить маленькие и очень симпатичные коричневые точечки.
– Да нет, он просто не понял, – усмехнулся Саша. – Думает, что я про тебя сказал – коварная и хитрая. Ты, ясное дело, тоже хитрая. Но только я про Белогорку говорил. В ней ямы на каждом шагу и воронки студёные… Ты, Шурка, плаваешь хорошо?
Я неопределённо пожал плечами. Это меня один мой товарищ в школе так научил: если, говорит, не хочешь сказать ни да, ни нет, то пожми плечами – все подумают, что хотел сказать «да», но только поскромничал. Липучка, и точно, приняла мой жест за утверждение.
– Ой! – обрадовалась она. – Значит, наперегонки плавать будем! До того берега и обратно. Идёт?
Я опять неопределённо пожал плечами, потому что умел плавать только по-собачьи, а всякие там брассы и кроли ещё не изучил: давно собирался, да всё откладывал из года в год.
Река называлась Белогоркой потому, что в ней отражались и зелёный холм и белые домики. Липучка даже говорила, что она свой домик в воде различает. Но Саша не верил и подшучивал над ней:
– А раскладушку свою, случайно, не разглядела? Или ты её днём за шкаф прячешь?
Белогорка была довольно широкой и на вид очень безобидной рекой; она петляла между зелёными холмами, точно, убегая от кого-то, хотела замести свои следы. Над берегом нависла песчаная глыба ржавого цвета, словно огромная собака тянула к реке свою лохматую морду. А под глыбой (чтобы дождь не замочил) были аккуратно сложены причудливые ветвистые коряги, балки, доски и брёвна разных цветов: белые – берёзовые, рыжие – сосновые, зеленовато-серые – осиновые. Тут же валялась старая калитка неопределенного цвета со сломанными перекладинами.
– Наш строительный материал! – гордо сообщил Саша. – Будем флот строить.
– Значит, у нас будет не флот, а плот? – уточнил я.