Хороша, выдохнул мужчина и медленно поднялся. Я принимаю тебя.
Казалось бы, что такого он сказал? Принимает там куда-то, но туман взвился из меня столбом. А потом мое тело скрутило судорогой. Боль прошила каждую клеточку тела. Я не кричала, я кусала губы, сжимала кулаки, но кричать не собиралась. Ни за что. Я еще не проиграла.
Я чувствовала, как корёжит мое тело. Казалось, будто меня выворачивает наизнанку, словно мои косточки кто-то безжалостной рукой перебирает и составляет по-своему порядку. Я больше не могла контролировать голос, отчаянный крик разрезал пространство, оглушил, дезориентировал.
Я пыталась перестать кричать, пыталась отрешиться, но чернота, обрушившаяся на мое сознание, пугала до дрожи, до нового приступа и гортанного крика. Я не знала, что должна сделать, чтобы темнота исчезла, чтобы существо, которое таилось в ней, не трогало меня.
А то, что существо было я не сомневалась совершенно. Оно было настойчивым, давило силой, и явно желало овладеть мной.
Нет уж! Не дамся!
Я уже не понимала, где происходит борьба, только ли в моем сознании или наяву тоже?
Я загребала руками пространство, брыкалась, продолжала хрипеть и гнать непонятное красноглазое существо. А ведь у незнакомца, который похитил нас с мамой, тоже было такое за спиной. Чудовище с красными глазами
Не хочу! Не хочу!
Не знаю, что именно сработало, мое нежелание или мысль, что я лучше сдохну, чем впущу в свое сознание красноглазого монстра, но давление вдруг прекратилось. И я с удивлением отметила, что монстр-то не один, их полно в этом черном тумане, и просто этот красноглазый сильнее, распугал других
Однако я ошиблась, он не был сильнее всех. Иначе откуда шипение и злость, которую я ощутила от него? Откуда нежелание смириться и вместе с тем отступление
Я пока не видела, не понимала, перед кем спасовало это страшилище, только ощущала, словно бы издалека, что неизвестный надвигается, неотвратимо. Мое тело продолжало выгибаться на песке, отстраненно отметила, что голос сорван, а я все еще никак не могу выбраться из этой чернильной тьмы.
В момент, когда я увидела голубые большие глаза, я готова была к новому залпу боли, но его не последовало. Обладатель необыкновенно красивых, кажется, даже не голубых, а глаз морской волны, или они просто меняются, как хамелеон, приблизился то ли к моей душе, то ли к моему сознанию. Физически я все также валялась в песке.
От него исходила мощь, но она не давила, не заставляла отбиваться и не вызывала желания спрятаться. Наоборот, эта сила несла с собой уют и спокойствие. Я не боялась голубоглазого. Он не вызывал паники. Совсем нет.
И пусть я все еще не понимала, какого черта происходит, откуда-то появилось смирение и осознание, что как бы я не поступила, того, что было раньше не вернешь.
У меня не было здесь голоса, я не могла произнести слов, но это оказалось и не нужным, откуда-то я понимала, что должна сделать.
Откуда появилось это знание мне сложно сообразить. Может, оно всегда жило со мной, может, появилось вместе с перемещением в это странное место.
Мне предлагали сотрудничество, долгосрочное, пожизненное. И если красноглазый мог добиться его своей силой, надавить, вымотать меня так, что я оказалась бы на грани жизни и смерти, то голубоглазый не желал причинять вреда, он предлагал стать моим. Но не получив согласия, добиваться бы своего силой не стал. Ушел бы также тихо, как и появился.
Все это пронеслось в голове за доли секунд, как и понимание уйдет голубоглазый, монстр с красными глазами тотчас же продолжит мою агонию, чтобы получить желаемое меня.
Выбор оказался не велик. А потому я дала свое согласие. Выбрала второго, хоть и понимала, что он намного сильнее, и возможно, страшнее, просто действует хитростью. Впрочем, хотелось верить, что дело вовсе не в хитрости, а в благородстве.
В последний раз я выгнулась на земле, в последний раз ощутила невероятную боль, а затем вытянулась и затихла. Затихла, прислушиваясь к собственному рваному дыханию и ощущениям, царящим в моем теле.
Что-то изменилось.
Превращение оборвалось? донеслось до меня. Я ошибся?
Наверняка говорил тот мужик, с которым я дралась, но на меня такая апатия навалилась, что выяснять в чем он там ошибся совершенно не хотелось. А вот лежать и ничего не делать хотелось намного сильнее.