Сказка о смерти и нежности - Андрей Бондаренко

Андрей Бондаренко

Сказка о смерти и нежности

От Автора

Является ли эта запутанная и местами кровавая история  фантастикой «в чистом виде»? Так сказать, на сто процентов?

Нет, конечно же.

В «Бабушкином» парке и сегодня продолжают искать клад легендарных князей Черновых. Идёшь по аллее, глядь, а на газоне появилась свежая яма, которой вчера ещё не было. Сворачиваешь на другую аллею  опять следы недавних раскопок. И парковый ночной сторож уверяет, что это  дело рук неких «арендаторов» с «Пролетарского завода», мол:  «Им уже на пять месяцев зарплату задерживают. Вот, бедолаги  от полной безысходности  и ударились в кладоискательство. И, что характерно, особы женского пола, в основном, копают: и совсем ещё молоденькие, и не очень. Эстетки доморощенные и мартышки мечтательные».

Так что, дамы и господа, всё ещё впереди

Миттельшпиль, середина Игры

 Ночью Пушениг (спать его определили в просторном чулане на первом этаже, под скрипучей деревянной лестницей), проснулся от тихого, но настойчивого стука в дверную филёнку,  продолжила свой рассказ Инга.  За дверью стояла Аннушка, которая жестами пригласила следовать за ней. На улице властвовала светлая ночь  это круглая жёлто-янтарная Луна и несколько миллионов ярких осенних звёздочек старались вовсю. Алекс и его юная провожатая подошли к высокому длинному сараю и остановились возле тёмной входной двери. «План у нас такой»,  торопливо зашептала девушка.  «Отворяем дверь, входим и крадёмся  тихо-тихо  направо. Возьмите, маркиз, мою ладонь в свою. Буду вас вести, чтобы случайно не споткнулись в темноте обо что-нибудь Куда и зачем мы идём? Хочу вам кое-что показать. Вернее, кое-кого Ох, как ошибается мудрый и непогрешимый ребе Янкэлэ. Как же фатально ошибается. Настоящая Любовь, она сильнее даже древней и всесильной Каббалы». В сарае пахло ароматным цветочным сеном и свежими берёзовыми опилками. Они осторожно двинулись в правую сторону, откуда доносились отголоски какого-то оживлённого разговора. Маленькая и узкая девичья ладошка, помещённая в ладонь Алекса, была суха, нежна и горяча. «Отголоски разговора?»,  мысленно хмыкнул Пушениг.  «Скорее, уж, среднестатистического любовного воркования Неужели, Аннушка  извращенка и любительница групповых оргий? Нет-нет, тут, пожалуй, что-то совсем другое Ага, впереди замаячила светло-жёлтая короткая полоска. Это же узкая щель в стене. Сейчас посмотрим  что за ней». За бревенчатой стеной, в призрачном свете масляного фонаря, установленного на торце толстого берёзового чурбака, обнаружилась тесная квадратная комната с грубым широким топчаном, на котором разместились полуобнажённые големы. Глиняные «человечки» нежно-нежно перешептывались между собой  так, ничего особенного и эксклюзивного, обычно-обыкновенная любовная чепуха, ненесущая чёткой смысловой нагрузки:  «Зайка, птичка, рыбка». Причём, на нормальном человеческом языке перешептывались, безо всяких и всяческих нечленораздельных «бульканий». А ещё големы  в перерывах между бесконечно-нежным воркованием  умело целовались, отчаянно лапали друг друга глиняными ладошками по пикантным частям бронзово-коричневых тел и страстно мычали Через некоторое время Готфрид захотел большего. Но женщина-голем была категорически против, мол:  «Не могу я здесь, в жилище человеческом. Не могу, и всё тут. Запахи противные. Аура чужая Вот, когда сбежим из этого вонючего и негостеприимного гетто, тогда. Причём, сколько угодно. Хоть двадцать раз на дню. Хоть тридцать пять». «Ну, что ты, Герда, как маленькая?»,  огорчённо бубнил Готфрид.  «Что ещё за дурацкие комплексы? Наплюй, милая, на них. Наплюй и разотри. Чай, не убудет с тебя, красотка писаная и недотрога стеснительная. Ну, позволь». Но его глиняная подружка была непреклонна, мол:  «Только тогда, когда обоснуемся в каком-нибудь диком уголке Восточных Карпат. Главное, чтобы в абсолютно безлюдном уголке». Вот, и вся история

 Как это  вся?  аккуратно управляясь с автомобильной баранкой, возмутился Иван.  Что это за история такая  без концовки? Нет-нет, изволь завершить.