– Ох! Стой! Хватит!
Внезапно острая боль пронзила его позвоночник, а в глазах потемнело…
Но девушка упорно продолжала идти к своей цели…
* * *
Резкий порыв октябрьского ветра сорвал целую стаю пожелтевших листьев с деревьев, и они, кружась и кувыркаясь, стремительно полетели по воздуху.
Лариса потуже запахнула воротник нового кашемирового пальто и заспешила вперед.
«А ботиночки-то не греют совсем, – констатировала она, ощутив, как подмерзают ее ноги в купленных на прошлой неделе черных замшевых ботинках, – нечего было мажорить и гнаться за ценой и стильностью, насколько комфортнее было бы в каких-нибудь грубоватых ботах на меху типа Сашкиных».
Но Лариса никогда и никому, кроме себя, не призналась бы в том, что сглупила с этой покупкой. Она до хрипоты доказывала бы, что совершенно не мерзнет и вообще чувствует себя замечательно, и ничуть не жалеет, что выбрала именно эти ботинки – остроносые, на высоченном изогнутом каблуке, но такие холодные, черт бы их подрал!
«И главное, стоили, как чугунный мост!» – сокрушенно вспомнила она, с каким чувством, словно от сердца отрывала, платила в кассу огромную сумму.
И ведь на базаре можно было купить дешевле, но – фи! Какой базар, мы же интеллигентные люди!
Лариса принадлежала к так называемой богемной среде. Мать ее была актрисой в театре, и девочка с раннего детства проводила много времени в ее гримерке. Отец преподавал в университете, весь был в науке, и не мог уделять дочери должного внимания.
Росла Лариса сама по себе. И выросла такая, и говорить о себе так любила: «Я сама по себе».
Двадцать шесть лет, мужа нет, детей нет – сама по себе.
«И отлично, что все так! – в очередной раз подумала Лариса, откидывая со лба свои огненно-рыжие волосы. – Я ведь стерва! Какая мне семья!»
Взять вот Катьку – двадцать один год, а уже муж и дочка. И что? Никакой жизни! Впряглась сама в этот воз! И ведь все есть: и деньги, и внешность, и молодость – живи и радуйся! – так нет же, захотелось этот хомут на себя надеть.
«А я так не хочу!» – решительно притопнула ногой Лариса и, ощутив, как ветер коварно пробирается под кашемир, заспешила дальше, к той самой Катьке, с жизнью которой только что сравнивала свою жизнь.
Они все с детства жили в одном дворе – Лариса, Катька, Сашка, Алина… Одна Оксанка кантовалась то тут, то там, у бабушки. Правда, с Катькой в детстве девчонки не дружили из-за разницы в возрасте.
Катька жила в одном доме с Ларисой, но так как была на пять лет ее моложе, то Лариса «соплячку» просто игнорировала. Однако когда Катька вступила в возраст семнадцати лет, и разница эта перестала так сильно ощущаться, они с Ларисой к обоюдному удивлению вдруг обнаружили, что очень легко находят общий язык. И другие девчонки охотно приняли добрую, веселую, немного легкомысленную хохотушку в свою компанию.
Катька, выросшая в очень обеспеченной семье, стремилась к красивой жизни. И ее тянуло к Ларисе, которая казалась ей воплощением этой жизни. У Ларисы все было окутано ореолом таинственности, романтичности, загадочности – всем тем, чего так не хватало вполне благополучной, но слишком уж скучной Катькиной жизни.
Отец ее был заместителем начальника Комитета по управлению имуществом, что давало Катьке много преимуществ, которыми она усиленно пользовалась.
Катька рано выскочила замуж. Естественно, за обеспеченного товарища, который был старше ее на пятнадцать лет. Он был бизнесменом и возглавлял крупную строительную фирму.
– Ну ладно замуж, но ребенка-то зачем рожать? – недоумевала Лариса. – Ты для себя поживи!
А Катьке очень хотелось стать взрослой. К тому же ребенок, по ее мнению, должен был избавить ее от скуки. И вот родилась Настя. Катька относилась к ней скорее как к младшей сестренке, чем как к дочери. Заботилась, конечно, по мере сил, но всегда была рада, когда девочку забирали родители.