Я сел на диван и в ожидании, пока она успокоится, проглотил сначала свою порцию виски, а затем и ее. Ждать пришлось, как мне показалось, чертовски долго; но постепенно всхлипывания стали стихать, превратившись в сопение и периодическое шмыганье носом, пока наконец она не выпрямилась и медленно, волоча ноги по полу, не приблизилась ко мне.
Выглядела она так, как и должна была выглядеть героиня сказок "Тысячи и одной ночи" утром тысяча второго дня. Красные глаза, покрытые пятнами щеки со следами слез, шероховатые искусанные губы, на которых не было и следа помады. Не осталось и тени от недавней сексуальности, только резко бросающаяся в глаза вульгарность. Я подал ей белый шелковый плащ, она быстро надела его, крепко прижала руки к грудям, словно подумала, что их-то и надо в первую очередь защищать от насильника, общество которого ей приходится терпеть.
- Как больно вы ударили! - жалобно протянула она.
- Этой тяжелой сумкой с таким количеством долларов вы вполне могли убить меня, - ответил я рассудительно.
- Если бы вы отдали мне эту пленку сразу же, ничего такого бы не случилось и мы сейчас могли бы заниматься любовью.
Логика для женщины, должно быть, то же, что для мужчины бюстгальтер, подумал я: они знают о ее существовании, но не представляют, какую могут извлечь из нее пользу.
- Боже! - простонала она между тем. - Я, наверное, выгляжу как драная кошка. Отдайте мне мою сумочку, чтобы я могла навести хоть какой-нибудь марафет.
Я послушно подал ей сумку, из которой заранее вынул доллары.
- Не задерживайтесь в ванной надолго, Лиз, - сказал я. - Потому что, выйдя оттуда, вам придется рассказать мне, почему вы так жаждете заполучить эту пленку.
- Хорошо, - ответила она устало. - Я сделаю все, что вы захотите, Дэнни!
Прошло пять минут, прежде чем она снова вышла ко мне. Волосы были тщательно причесаны, лицо вымыто, губы накрашены. Белый шелковый плащ распахнут на груди, и я увидел, что металлические нагрудники водворены на место.
- Возможно, это письмо вам что-то разъяснит, - произнесла она спокойно.
- Письмо? - переспросил я.
- Оно тут. - Она засунула руку в украшенную драгоценностями сумочку, а когда вынула ее, в ней был "магнум" 38-го калибра, и я знал наизусть его серийный номер - ведь это был мой собственный пистолет!
Тот самый, который я оставил в кармане брошенного на кровать халата! Наверное, мне действительно пора кончать с детективным бизнесом и подыскать какую-нибудь другую, более подходящую работу, например, очищать от снега тротуары. Так думал я, а Лиз Эймс между тем отступала от меня, пока не дошла до кофейного столика, все время направляя дуло пистолета в мою грудь. Сообразив, очевидно, что не сможет держать в свободной руке и сумочку и магнитофон, она сделала выбор в пользу последнего и, положив сумочку на стол, хрипло сказала:
- Раздевайся!
- Ты, должно быть, совсем спятила! - прорычал я.
- Ты слышишь меня? - рявкнула она. - Если не будешь слушаться, я выстрелю.
По глазам Лиз я видел, что она не шутит, и мысль о том, что пуля может сделать с моей мужественной грудью, заставила меня смирить гордыню. Оставив на себе только трусы, я умоляюще посмотрел на нее.
- И их тоже.
Всего несколько минут назад Лиз говорила о том, как глупо выглядит женщина, снимающая трусы под взглядом мужчины. В обратной ситуации мужчина чувствует себя не просто полным идиотом, но... Одним словом, я был растерян и унижен, когда вылез из своих трусов и швырнул их на пол.
- Ну? - Она оглядела меня с ног до головы, обращая пристальное внимание на некоторые детали. - Неплохо! - Она засмеялась хрипло и непристойно, и этот смех словно клеймом выжег остатки моего тщеславия. - Но я немного разочарована, Дэнни. Если судить по твоему виду, я совсем не волную тебя, а? - И она снова залилась непристойным смехом.