Надо поговорить, может, еще земли возьмут.
Ближе к хутору Большая Голубая неплохая пшеница у Старовойтова, Романова, Харьковского, Молчанова; они из Волгограда, городские люди, но сумели.
Но больше картин горьких: зеленое половодье сорняка.
По целине, по залежам, перелогам, по балкам и теклинам такие травы стоят, что дух захватывает. Колосится, цветет аржанец, синеют разливы горошка, розовеет вязиль. Травы, травы и травы... Но ни людей, ни скота, ни рядов скошенной травы, ни копен сена. Зеленая, но пустыня.
На хуторе Большая Голубая молодые ребята-механизаторы жаловались:
- Без зарплаты сидим. Спасибо детским пособиям да стариковским пенсиям.
На этом далеком и горьком хуторе спросил у одного, у другого:
- Сколько скотины держите?
- Корова с бычком... - отвечали мне.
Часом позже, на другом хуторе, на Евлампиевском, Борис Павлович Лысенко человек немолодой, недужный и статью не богатырь - ответил на мои сомнения:
- Хорошо, хоть одну корову держат. А ведь есть молодые, здоровые - и вовсе ничего на дворе нет: это ведь труд, работать надо.
Одна корова - круглый год забота, две - вдвое больше. Четыре ли, пять, десять - уже не позорюешь, и телевизор надо забыть в пору летнюю, горячую.
Еще одна беда нашей земли и жизни - добрых работников мало. После раскулачивания десятилетиями людей провеивали: какие потолковей, тех в город выталкивали, чтобы "человеком стал", какие похуже - "нехай быкам хвосты крутят".
Вот и получилась картина нынешняя: триста километров пути, чуть не сотня хозяев, а хорошего мало.
- Завтра буду весь день акты писать для комиссии, для наказания, - сказал Цуканов, а потом добавил: - Когда из десяти новых хозяев за нерадивость, за упущения в использовании земли штрафуешь одного-двух - это естественно. А когда из десяти - всех, то это уже ненормально. Значит, не только люди виноваты, но и государство, его подходы.
А в конце пути еще одна встреча.
На границе района, за речкой Голубой, возле хутора Большой Набатов, встретили мы В. Н. Конькова. Брал он землю понемногу - сначала два десятка гектаров, потом попросил еще и еще. Выращивал арбузы, дыни и - всем на удивление - огурцы на богаре, то есть без полива. А в прошлом году решил взять большой участок не клочками, а в одном месте. Выделили ему 350 гектаров. И вот встреча. Коньков - за рулем машины отвозит своих работниц с бахчи домой, в станицу.
- Проверяйте, наказывайте, - весело согласился он. - Но платить штраф буду после уборки урожая.
Объехали мы земли Конькова, поглядели: неплохие пары, бахчевые и теперь уже фирменные огурцы на богаре.
- Здесь был сплошной бурьян из года в год, - рассказывал Цуканов. - Из рук в руки земля переходила - и не было проку. А Коньков за осень и весну порядок навел. Будет прок.
Дай Бог!.. Ночью, как всегда это бывает после долгой дневной дороги, снилась мне та же задонская земля в июньском цвете. Ковыль, чабер и, конечно, высокая густая пшеница и сладкие пахучие травы. А еще снились задонские хутора. Не мертвые, а живые: Зоричев, Липологоловский, Осинологовский, Тепленький да Малый Набатов. Но это были лишь сладкие сны.
Ныне это сплошная агония: на колхозных, на совхозных руинах кое-кто еще порой шевелится, не получая зарплаты, а добывая ее натурой: зерном, соломой, теленком, парой досок, колесом от трактора, пятью листами шифера с крыши пустующей молочнотоварной фермы, кирпичной стеной от нее же (разбить, отвезти на свой двор, там пригодится). Скотину всю вырезали, или подохла она от бескормицы, земля - в бурьянах. 70 тысяч гектаров земли было в "Голубинском", 50 тысяч овец, 5 тысяч крупного рогатого скота. Теперь - пустые базы, миллиардные долги и вывеска на двухэтажной конторе. Все, конец совхозу. Но не всякому.