Увидев мелькающие внизу над водой полёты стрижей, весёлыми змейками вылетавших из берегов, ему подумалось, что утренняя жизнь является самым радостным её проявлением.
Любопытно было наблюдать за птицами, их бодрое многоголосое чириканье наполняли это место энергией жизни, а его самого хорошим настроением.
Продолжая свой путь к собору, дорога постепенно стала отдаляться от берега, образовывая широкое пространство луга.
Узкая едва заметная от обилия высокой травы тропа на нём привела к зданию храма, двери которого были приоткрыты, словно приглашая войти.
Ступив на выложенный каменной плиткой пол, Иван осторожно пошёл дальше на луч света, падавшего на пол из разбитого вверху окна. Неожиданно его слух уловил звуки: чей-то монотонный голос читал молитву. Выйдя из-за колонны, он увидел в длинной тёмной до пят одежде монаха, неподвижно стоявшего с зажжённой свечой перед полуразрушенным иконостасом.
Подойдя поближе и смиренно встав у ближайшей колонны, Иван увидел, как из освещённой солнцем трещины в каменном полу выползла змея.
Он вздрогнул и неожиданно вскрикнул:
Ой, змея!
Монах даже не пошевельнулся, продолжая монотонно извлекать из своих уст певучие слова.
Змея же проползла мимо и исчезла в другой трещине пола.
Благослови, Господи, душу мою, прости все беззакония людские, исцели их недуги и избавь от могилы жизнь мою, повенчай меня милостию и щедротами твоими. Аминь.
Окончив молитву и погасив свечу, монах повернул голову в его сторону и сказал:
Мир душе вашей, сын мой.
Иван не знал, что ответить и промолвил:
Извините, нарушил вашу молитву.
Нет, что вы, я рад увидеть в храме новых людей. Сейчас сюда редко кто заглядывает, а вы в столь ранний час оказались здесь.
Иван сказал, что, приехав на поезде по делам, решил прогуляться, но дорога вывела прямо к храму.
Монах произнёс:
Бог привёл вас прямо ко мне. Это мой храм, я здесь был и остаюсь монахом. Мне суждено было выжить, и теперь моя судьба принадлежит богу. Каждое утро я уединяюсь от мира, чтобы встретиться с моим лучшим Учителем и Другом, доверить Ему мои мысли, просить Его о помощи, испытать наедине с Ним сладость жизни. Ничто так не заполняет моё сердце радостью, не вносит покой в душу, как общение с Богом.
Оправившись от растерянности, вызванной неожиданной встречей, Иван робко произнёс:
Батюшка, но в этом храме давно не служат и даже змеи ползают.
Монах помолился на иконостас и сказал:
Змеи гады божии. Пусть здесь пока нет других священников, но храм живёт верой в Бога. Когда-то в нём было сердце мужского монастыря. Ах, какое это было счастливое время! Я молюсь перед ракой, в которой находились нетленные мощи святителя Иосафа, правящего епископа Белгородской земли. Теперь святыни нет с нами, власти надругались над его мощами, но память о нём всегда со мной.
Какая смелость и сила духа у этого монаха, без страха излагавшего такие слова незнакомому человеку, подумал Иван.
Он же, словно читая мысли, увлёк его к алтарю и неожиданно спросил:
Сын мой, вы большевик?
Иван неуверенно ответил:
Пока нет.
Он подумал и сказал:
Вы ответили, что «пока нет», думайте, с кем идти дальше. Бог при земной жизни вручил тяжёлый крест многим нашим священникам, они погибли за веру. Он сделал это для того, чтобы наградить их после земной жизни светлым венцом праведниковНекоторые наши священники ушли из бренного мира несправедливо жестоким образом, об одном из которых я постоянно молюсь. Он был последним Белгородским епископом и служил Богу в этом соборе долго и усердно. Новая власть, пришедшая сюда, обрушила на церковь страшные гонения. Пострадал за православную веру и епископ, последние дни которого были печальны. Даже великий праздник Рождества Христова не стал им преградой. В этот день прямо в алтарь с оружием в руках к нему явились комиссары и силой вывели из собора, бросив в подвал городской управы, требуя отказаться от служения Богу. Убедившись, что духовно сломить епископа нельзя, его расстреляли, бросив в грязную яму. Верующие же, узнав о его гибели, стали приходить к нему уже на следующий день, зажигая свечи. Их становилось всё больше и больше. Власти, испугавшись людского гнева, вскоре перезахоронили его к стенам собора. Так его душа отошла в вечность.
Потом монах подходил к фрескам с изображением святых, произнося короткие молитвы перед каждым из них.