Да, подтвердил я его догадку, это молодой французский художник Симон Фарер. Его отличает стиль строгий и холодный. Он, обычно, любит изображать улицы, людей. Но обратите внимание, повернулся я к картинам. Во всей холодности красок, всегда есть место, где краска проявляется ярче, как бы требуя обратить на себя внимание, например этот луч солнца, указал я на одну картину, платье женщины на другой или книга, лежащая на парковой скамейке. Всеостальное, как бы служит фоном, этот контраст и привлекает. Это открытие в мире художников. Мы проводили его выставку и у меня с ним контракт.
Я знал Симона уже пару лет. Он пришел как-то утром, чтобы показать свои работы, мне было лень рассматривать, но Элен настояла, и была права. Сначала я не придал значения его эскизам, но, просмотрев несколько, что-то меня стало привлекать, и лишь потом я понял, что. Тогда я попросил показать оригиналы, и на другой день в его студии уже видел подлинники. Мы заключили контракт, провели выставку, где, как всегда, собрались тусовщики, пили шампанское, ели бутерброды, с умными лицами рассматривали картины. На самом деле разбирающихся в картинах, было не более пяти человек, но в итоге статьи вышли положительные, и вот Симон выставлялся через мой салон.
Несколько грустные картины, произнесла женщина.
Эта фраза, дала мне возможность повернуться к ней и лучшее ее рассмотреть. Кожа ее была смуглой, большие миндалевидные глаза карего цвета. Она была красива по-настоящему. Выразительные черты лица лишь усиливали ее притягательность.
Это как посмотреть, возразил я. Мы часто воспринимаем искусство в зависимости от своего настроения. Мне эти картины внушают надежду.
Она улыбнулась, чуть склонив голову, от чего выражение ее лица выглядело лукавым, а улыбка была по-детски естественной.
На что?
На будущее, на встречу с прекрасным, ответил я, стараясь вложить в свою интонацию другой смыл, который она поняла.
Картины мне нравятся. Я возьму две, вступил в разговор седовласый, и указал какие.
Это хороший выбор, одобрил я. Вы разбираетесь в искусстве.
Немного, пожал он плечами. Неизвестно, что может в жизни пригодиться. Завтра за ними придут.
Хорошо.
Спасибо за информацию, дальше мы сами, дал он мне понять, что в моих услугах больше не нуждается.
Я вернулся к Элен и сообщил ей, что две картины куплены, их надо снять и подготовить, завтра за ними заедут, а также посоветовал, что повесить на освободившиеся места.
Без твоего ценного указания, я бы об этом никогда не догадалась, усмехнулась она.
Но должен, же я, хоть как-то обозначить свое присутствие здесь в качестве владельца.
Мы немного поспорили о том, что повесить на освободившиеся места и пришли к выводу, основанному на ее доводах.
Беседуя с Элен, я помнил о телефоне, и чувствовал, что скоро моя спокойная жизнь закончится, и должен буду приступить к очередному заданию, покинув Францию, так как никаких заданий во Франции я не выполнял, это было мое жесткое условие. Я здесь жил и восстанавливал силы. Надо подготовить Элен к моему отъезду.
Послушай, дорогая, а как ты смотришь, на то, что я засиделся в Париже? обратился я к ней.
Устал, притворно вздохнула она.
Устал, но я здесь не зря?
Не зря, согласилась она. Ты умеешь обхаживать клиентов. Вон, господин, Мисаки приезжал, как ты его обхаживал. И он купил несколько картин.
Мисаки был моим давним знакомым из Японии, такой же галерист, как и я. Это был приятный и опытный специалист. Он, когда приезжал во Францию, обязательно заходил ко мне, чтобы посмотреть новинки, поговорить, что-то обсудить.
Это моя работа, а Мисаки перепродаст эти картины. Он спекулянт.
Это не наше дело. И куда на этот раз?
Еще не знаю, надо подумать. Ты без меня справишься?
Нет, конечно.
Я вот тобой все больше восхищаюсь. Чтобы я без тебя делал!
Видимо то же самое, но с другой.
Ты на что намекаешь?
Уж, точно не на разбитое сердце. Хорошо, что я замужем.
Одно другому не мешает.
Не с тобой. Если в тебя погрузиться, то уже не вылезешь.
Да, я такой.Трясина, одним словом.
Вот потому и один.
Все, началась критика. Что-то давно я не видел Николя.
Элен усмехнулась. Я подошел к ней, приобнял и поцеловал в волосы: Я завтра буду. Жди.
Выйдя из галереи, я поехал в направлении Монмартра, где у его подножия и оставил машину. Поднимаясь в гору, я увидел будку телефона-автомата и зашел в нее. Едва снял трубку, как к будке подошел мужчина средних лет, невысокий, плотный. Был ли это случайный желающий позвонить или он хотел засечь набираемый мной номер, я не знал. Я быстро нажимал клавиши, используя отработанный метод, которому меня учили, готовя к работе во время практических занятий по наружному наблюдению. При наборе номера я быстро менял пальцы руки, и это практически неуловимое движение, позволяло не дать возможности понять, какой номер я набираю.