Да, я такой.Трясина, одним словом.
Вот потому и один.
Все, началась критика. Что-то давно я не видел Николя.
Элен усмехнулась. Я подошел к ней, приобнял и поцеловал в волосы: Я завтра буду. Жди.
Выйдя из галереи, я поехал в направлении Монмартра, где у его подножия и оставил машину. Поднимаясь в гору, я увидел будку телефона-автомата и зашел в нее. Едва снял трубку, как к будке подошел мужчина средних лет, невысокий, плотный. Был ли это случайный желающий позвонить или он хотел засечь набираемый мной номер, я не знал. Я быстро нажимал клавиши, используя отработанный метод, которому меня учили, готовя к работе во время практических занятий по наружному наблюдению. При наборе номера я быстро менял пальцы руки, и это практически неуловимое движение, позволяло не дать возможности понять, какой номер я набираю.
После непродолжительных гудков, мне ответил женский голос:
Ароматы для дома, слушаю вас.
Мне нужен месье Давид. Это Филип.
Его нет, но он передал мне, что ему позвонят. Извините, мы не можем выполнить ваш заказ, но что-то похожее он видел в «Галери Лафайет».
Спасибо, ответил я, и повесил трубку.
Вот и все. Коротко и ясно. Тайник в «Галери Лафайет». Оставалось извлечь его. Дело, в общем, не сложное, но требующее осторожности и внимания. Тайник был в туалете. Два три человека, если знали о закладке, могли отследить, что информацию изъяли. Для этого достаточно меняясь заходить в кабину, после каждого посещения незнакомца, и проверять, исчезло то, что заложено, или нет, а дальше сопроводить того, кто изъял. Гарантий, что тайник чист, мне никто не давал, а потому надо было принять соответствующие меры.
Поднявшись на Монмартр, я зашел в небольшой магазин по продаже картин и прочих «видов искусства», к коим относились и сувениры в этом магазине. Покупателей в магазине не было, за небольшим столиком у окна сидел мужчина и, скучая, читал газету. Это был Николя. Когда прозвенел колокольчик, открываемой мной двери, он поднял голову и добрая, приветливая улыбка осветила его скучное лицо, словно блудный сын вернулся в родные стены.
Ты будто возник из моего кошмарного сна, пробурчал он вместо приветствия. Я уже думал, с тобой что-то произошло. Он поднялся: Ты ли это? Где тебя носит? Когда остепенишься?
Николя, мой друг, владелец художественного магазина, здесь же Монмартре. Было ему за шестьдесят, но это не мешало нам дружить. Был он среднего роста, с круглым лицом, на котором выделялись чуть отвисшие щеки, а с волосами на голове, как он сам говорил, давно расстался. Небольшой живот свисал поверх ремня брюк.
Не надо так много вопросов, ответил я, улыбаясь ему в ответ. Я их просто не успеваю запомнить.
А! И не надо, махнул он рукой. Я и так все сам тебе скажу. Пошли, посидим, выпьем вина, сказал он утвердительно. Николя позвал свою помощницу, чтобы присмотрела за магазином, и мы направились в наше кафе, что располагалось на площади Тертр (Place du Tertre). Расположились мы на веранде, куда нам сразу принесли бутылку вина, зная наши пристрастия, и два пузатых стакана. Николя взял бутылку и стал наливать вино, которое издавало булькающий звук, наполняя стаканы, а затем, он приподнял свой стакан в знак приветствия, я сделал также.
Так, где был?
Как всегда ездил. Дела
Ты так часто исчезаешь, потому что твой дом пуст, произнес он, отпив из стакана. Ты там один. Ты еще не стар и твой дом должен наполняться голосами, тогда ты будешь чаще в нем бывать, а ты его наполняешь мыслями, от которых сам и бежишь. Дом мыслями не наполнить.
Тогда я буду убегать от голосов, засмеялся я.
Это только, кажется, и немного помолчав, продолжил говорить, но я уже погрузился в свои размышления, под его тихое ворчание, по поводу моего исчезновения, и прочего.
Жан! Ты меня слышишь? вдруг донесся до меня голос Николя, и я выполз из своих мыслей. Ты куда пропал?
Мне было от чего погрузиться в мысли. Кто ставил сигнал, кто закладывал информацию, я не интересовался, и встречаться ни с кем не хотел. Это была моя страховка от провала. Предают только свои, и поэтому меня не знали в лицо. Информацию я извлекал в зависимости от ситуации и места, иногда изменив свою внешность, кто знает, вдруг кто-то окажется, слишком любопытен. Сам ли он или его коллеги. У меня было достаточно недоброжелателей, но часто они не знали, что я это я, Жан Марше. Их сложно судить. Мир меркантилен и деньги часто перевешивают чашу весов, на которой лежит моя безопасность и свобода, хотя, что греха таить, я тоже меркантилен и относительно состоятелен, что дает возможность свободы. Все свои операции продумывал сам, сам и финансировал. Я был независим. Чем плох нелегал, живущий во Франции много лет и никому почти не известный, не требующий денег, к тому же я оказался не плохим бизнесменом. Но я сам выбрал это путь, и сворачивать с него уже поздно, да и не хотелось.