В таком состоянии мы очень быстро находили объект нашего обожания. Однако, господин следователь, вы не представляете, сколько требуется такта и изобретательности для того, чтобы подойти к симпатичной женщине и познакомиться с ней так, чтобы она сразу же не послала вас к черту, я уже не говорю о том, чтобы завоевать ее симпатии.
Как вы видите, я человек интеллигентный как по образованию, так и по воспитанию. В свое время я с большим увлечением прочитал всего Маха, Авенариуса, Пруста и Гуссерля. Знаком с философией Бергсона, люблю импрессионистов и обожаю Шарля Бодлера и Поля Элюара. Одним словом, у меня вполне достает знаний, чтобы не только показать любой светской даме свое интеллектуальное превосходство над ней, но и посредством искусно построенной беседы очаровать ее своим обаянием. Не подумайте, что я похваляюсь этим перед вами. Напротив, моя беда состоит в том, что в трезвом виде я чувствую себя как бы не в своей тарелке, общаясь с женским полом. И ничего не могу с собой поделать из-за этой проклятой стеснительности. Два слова не могу связать. Но стоит мне принять мою дозу, как мудрость начинает бить из меня ключом, я буквально топлю свою собеседницу в потоках моего непринужденного красноречия, заставляю ее веселиться вместе со мной и совершать глупости. Я давно заметил, что ничто так не влияет на даму в произведении выгодного впечатления, как умение к месту и вовремя показать свои интеллектуальные способности. В этом, господин следователь, я считаю, и есть наша мужская сила и оружие против них, женщин.
Позволю еще себе заметить, милостивый сударь, что если вы сразу же не оцените индивидуальных качеств женщины, не поймете ее душевного склада, то вам будет трудно направлять разговор в нужное вам русло и влиять на ее волю. В беседах с женщинами не должно быть никакого шаблона, потому как они, женщины, скроены из материи очень тонкого свойства, и поэтому к каждой из них нужен свой индивидуальный подход. Если вы, господин следователь, этого не уясните, то никогда не сможете стать донжуаном и дамским угодником.
Итак, как вы изволили заметить, за некоторое время я отточил свое мастерство обхаживания дам до совершенства и, вместе с этим, пристрастился к спиртному. Эти две вещи для меня были как бы взаимосвязаны, и одно явилось логическим завершением другого. Пока я пил, я ухаживал за дамами, а ухаживая за дамами, я пил. Но такое состояние дел меня нисколько не огорчало, потому что во всем этом я находил свои прелести жизни. Как бы это вам попроще объяснить, господин следователь? Видите ли, кое для кого, например, для Пруста, жизнь была как искусство. Для меня же жизнь стала как сказка или фантазия. А Вы сами, господин следователь, никогда не задумывались над тем, почему интеллигенты в России спиваются? В этом таится глубочайшая загадка, скрыта своего рода антиномия русской души, которую я объясняю так: отчаявшиеся найти равновесие между миром желанным и настоящим, реализовать свою мечту в действии многие русские ищут спасение в фантазии, создавая из винных паров свой особый сказочный мир. Это, смею заметить, грустно и трагично. Вероятно, поэтому наша русская душа в поисках правды (in vino veritas!) и нового свободного пространства для жаждущего ума устремляется вместе с винными парами в заоблачные выси с тем, чтобы оттуда, с одной стороны, зреть с философско-стоическим цинизмом на изъяны и ничтожность нашей мало устроенной жизни, с другой же, рисовать на воображаемой тверди свои высшие символы, творя иллюзорный мир в согласии с принципами своего аутодафе. Не раз в такой мир погружались и мы вместе с моим двойником из зеркала.
Но к черту лирику и философию! Раз уж я решил сделать признание и поведать вам, господин следователь, о том несчастном случае, происшедшем на страшной улице Вязов (вы в курсе этих событий), а может быть, и преступлении, к которому я имею самое непосредственное отношение, так позвольте мне приступить к изложению обстоятельств дела.