После выполнения обязательной операции Олег снова вернулся мыслями к недописанному письму. Молодым башенным матросам, у которых дел по горло, недосуг было удивляться задумчивому виду Темнова. «Годки» же давно привыкли, что он подолгу молчит, уходит в себя. А о чем думает, не говорит «темный» он. Так и звали Олега друзья-товарищи на корабле: сразу и по фамилии, и потому что непонятно, что у него на уме «Темный».
Нащупав бумажный листок в кармане, Олег снова вспомнил те несколько слов, которые успел написать. Но повторять их в голове не хотелось. О предстоящем «бое и походе» Темнову думать тоже было не очень приятно, потому что выход в море мог означать очередные стрельбы. А он комендор дивизиона главного калибра ненавидит и их, и даже сам запах пороха. Олег часто вспоминал родной Куйбышев, который все на старый лад называют Самарой, свое детство во дворе между новенькими кирпичными пятиэтажками. Вспоминал, что, как и все соседские пацаны, мастерил себе рогатки, луки, из которых стреляли по нарисованным на стенах домов мишеням. Потом друзья научили его делать бомбочки из марганцовки, добываемой в домашней аптечке, и магния, найденного на заводской свалке. И это было здорово: смотреть на яркую вспышку, вздрагивать от сильного хлопка. Чуть позже они стали делать «поджиги» самодельные ружья из медных трубок и деревяшек. Стреляли из них по банкам и воробьям, как из настоящих винтовок. Но во время очередного выстрела ствол «поджига» разорвался прямо в руках одноклассника Темнова. Хлынула кровь. Два пальца упали на землю
После этого случая Олег забросил пиротехнику, а когда пришла повестка из военкомата, молил бога, чтобы его направили куда угодно, но только подальше от любого оружия. Темнов знал, что есть много военных специальностей, где не надо иметь дело с порохом, взрывчаткой: можно шоферить на машине, копать траншеи, наконец, свиней растить в подсобном военном хозяйстве. Поэтому обрадовался, когда взяли на флот думал, что будет на корабле каким-нибудь боцманом, штурманом или кочегаром. И в подтверждение его ожиданий названия учебных отрядов на Русском острове, куда его привезли вместе с другими новобранцами, звучали вполне обнадеживающе: школа связи, школа механиков, школа баталеров
Олега, однако, осмотрев со всех сторон и похлопав по мощным плечам, направили по другому адресу:
Метр восемьдесят пять Девяносто два килограмма Хронических болезней нет Здоровый, черт! В школу оружия его! В комендоры!
В своем первом взводе второй роты комендоров главного калибра он, наверное, был единственным, кто переживал по поводу такого направления. Потому что все остальные с радостью обсуждали:
Раз главный калибр, значит, на крейсер попадем
На «Сенявин» или на «Суровый»
Не «Суровый», а «Суворов»
На какой лучше?
Все равно, на какой, лишь бы на крейсер
Это им сначала было все равно, на какой. После одного из учебных занятий слово «Сенявин» начало вызывать дрожь в коленях. На крейсер с этим именем уже никто не хотел идти служить. И все-таки после окончания «учебки» несколько человек из их роты «загремели» именно на «Сенявин», который стоял во Владивостокском судоремонтном заводе. Ну, а Темнову «подфартило» попал на «Суворов».
На корабле он всячески скрывал свой страх перед оружием. Знал, что как только кто-то узнает о нем, то сразу расскажет всем, и начнется постоянное подкалывание, издевательство. Поэтому, даже находясь рядом с орудием, глядя на снаряды с тротилом и заряды с порохом, Олег всегда был внешне спокоен. И сейчас никто бы не догадался, что он думает о возможно предстоящих стрельбах.
Темнов, заснул?! проорали над ухом Олега. Кто за тебя орудие будет проворачивать вручную?!
Это был голос старшего лейтенанта Сапонина. Молодой командир башни все еще рьяно относился к службе. Вот и сейчас принялся «накручивать» по очереди всех подчиненных.
Темнов надеялся, что обойдется одним, уже выполненным проворачиванием в электрическую, но теперь делать нечего придется вручную гнать орудие на максимальный угол возвышения, а затем опускать вниз до упора. После электрического проворачивания механизмов это так лишняя работа, проделываемая лишь для поддержания физической формы наводчика. Но у Олега с мышцами все в порядке: каждый день тягает в кубрике двухпудовую гирю. Просто ради удовольствия. Ну, и от нечего делать.
Он оглянулся. Самому поднимать и опускать орудие вручную было лень. Досылающий здоровенный, белесый, конопатый татарин Гариффулин, Гриф, и длинный, плотный как торпеда замочный Карманчук, Карман, из его расчета на роль проворачивающих не подходили. Они оба отслужили уже по два с половиной года, на целых шесть месяцев больше Темнова. Эти два «товарища» «годковали» по полной: бухали одеколон, шарахались по кораблю, по пути избивая молодых матросов и отбирая у них новые тельники и ленточки к бескозыркам, которые невозможно купить ни в корабельной лавке, ни в магазине на берегу. «Годки» из других подразделений старались также не попадать им под пьяную руку. Даже офицеры побаивались эту парочку. Однажды пьяные Гриф с Карманом толкнули дежурного по кораблю так, что тот разбил голову о «шконку». Преследуемая отрядом мичманов и офицеров парочка заперлась в одной из кладовых, и выкуривать ее оттуда пришлось дымовой шашкой. В наказание обоих отправили в летний карцер на верхней палубе (в январе) и, чтобы протрезвить, поливали забортной водой из брандспойта. Другие бы на месте Грифа с Карманом простыли и заболели. А этим хоть бы хны здоровья немерено. Только ума нет. Но терпит их командование, сор из избы не выносит.