Затем Дженис купила себе одну из этих игрушечных, но совершенно неуправляемых иностранных машин, и я стал молить бога, чтобы они обе — Дженис и машина — размазались по асфальту где-нибудь в районе Мэрит Паркуэй, но время шло, и ничего существенного не происходило. Эти современные машины не только безнадежно уродливы, но еще и до нелепого надежны.
Стены нашего дома кирпичные, внутри — штукатурка, линолеум, пластик, значит, вероятность пожара была невелика. Пассажирские поезда, конечно, время от времени сходили с рельсов, но надежды на то, что Дженис может угодить в число и без того немногочисленных жертв, не было никакой — даже под Рождество!
В итоге я вынужден был взять все на себя. Если Дженис являла собою помеху на пути к моему счастью с Карен, значит эту помеху нужно было устранить.
Со временем это убеждение все более крепло, оно становилось все сильнее и сильнее, и наконец я рискнул открыться Карен. Вначале она была сильно испугана и шокирована моим предложением. Но после долгих уговоров поняла наконец, что, пока Дженис жива, мы никогда не сможем пожениться, и постепенно приняла мой план как печальную необходимость.
Теперь оставалось только решить «когда» и «как». В моем распоряжении было четыре различных способа убийства: убийство, представленное как несчастный случай, убийство, представленное как самоубийство, убийство, представленное как естественная смерть, и убийство, представленное как убийство.
Несчастный случай я исключил сразу. Месяцами я измышлял всевозможные несчастные случаи для Дженис и в конце концов понял, что все они кажутся мне весьма маловероятными. А если уж я, который больше всего на свете желал, чтобы с Дженис произошел какой-нибудь очень несчастный случай, сам мало верил в возможность этого, то как же в это могла поверить полиция?
Что же касается самоубийства, то я сомневался в том, что многочисленные приятельницы Дженис все как один присягнут на Библии, что они не встречали человека более счастливого и довольного своей жизнью, чем моя жена, и что у нее абсолютно не было поводов покончить с собой.
Что до естественной смерти, то я слишком мало понимаю в медицине, чтобы переиграть коронера на его поле.
Оставалось убийство. Убийство, представленное как убийство. И я занялся разработкой соответствующего плана. Возможность представилась в последнюю среду мая. На четверг и пятницу этой недели было запланировано важное совещание в Чикаго. Оно было посвящено началу новой рекламной кампании в пользу одного из наших самых крупных клиентов, и мое присутствие там было необходимо. Оставалось только устроить так, чтобы Карен могла поехать вместе со мной, что, в общем-то, было очень просто сделать, так как ее обязанности секретаря предполагали подобные поездки. Мой план начал приобретать реальные очертания.
Он был таков: Я покупаю два билета на трехчасовой поезд до Чикаго, прибывающий в пункт назначения в 8.40 следующего утра. Карен возьмет оба билета и сядет в поезд. Мы вдвоем выходим из агентства ровно в полдень и на глазах у всех направляемся на Центральный Вокзал, где, предположительно, ужинаем и садимся в поезд. На самом деле, пока Карен добирается до Центрального Вокзала, я со всех ног мчусь на станцию на 125-ой улице, чтобы поспеть на поезд, отправляющийся в 12.55 в сторону моего коннектикутского поместья и прибываю туда в 2.10. К тому времени на мне уже фальшивые усы, очки в роговой оправе, а также пальто и шляпа из тех, что я бы в жизни не надел. Наш тысячу раз перезаложенный семейный очаг расположен в добрых двадцати кварталах от станции.