— Дашь почитать?
— Конечно, — Рыбаков открыл жестяную коробочку с тонкими сигарами «Cafe Creme» и закурил. — Используешь в своем литературном творчестве?
— А то! — согласился Андрей. — Психологические экзерсисы — штука весьма полезная. Можно такого наворотить...
— Сделай проводку через всю повесть, — посоветовал Денис. — Начни с юных лет героя и заставь его действовать в соответствии с психологическими комплексами. Я тебе еще Отто Вайненгера дам. Там вообще труба. Фрейд с Юнгом отдыхают...
— Це дело, — кивнул Воробьев. — Народ это любит...
Ксения повертела в руках последнее творение бывшего прокурора, затянутое в яркую целлофанированую обложку. Под картинкой, изображающей обнаженную девушку с торчащим в груди огромным кинжалом, переливалась багровая надпись «Юрист. Дело об утраченной девственности».
— Это ты сам названия повестей придумываешь?
— Не-а, — плодовитый литератор, разделивший пополам с соавтором псевдоним «братья Питерские», повернулся к супруге приятеля. — Редакция. Чем больше бьет по глазам, тем лучше... В оригинале книжка именовалась «Ошибка в субъекте». Но редактору показалось слишком безлико...
— Надо было назвать «Вагинальной рапсодией», — прокомментировал Рыбаков. — Или «Мэри Жоппинс, до свидания!». Бить — так бить.
— Фу! — Ксения сморщила носик.
Воробьев всосал еще четверть стакана джина с тоником, закусил долькой апельсина и потянулся за пачкой сигарет.
— Однако вернемся к нашим баранам, то есть к ментам, — Денис поднес консультанту-надомнику огоньку. — Вот, Андрюха, скажи — пройдет такой дебилизм, как я тебе поведал, через суд?
— Легко, — экс-прокурор окутался клубами дыма. — В нашей стране что угодно пройдет. Важны не победа законности, а участие подсудимого в процессе оценки доказательств и прениях... Тут все дело можно разделить как бы на три этапа. Первый: чисто ментовская работа. Проверка заявления или события преступления, работа дознавателя и другая лабуда. Заканчивается на факте возбуждения дела или отказа... Затем наступает черед следака. Протоколы, экспертизы, допросы, очные ставки и обвинительное заключение. Что будет с делом в суде, следствие и прокуратуру волнует мало. Главное, чтоб обратно на дополнительное расследование не отправили... Потом суд. Можно сказать, сумеречная зона. Решение совершенно непредсказуемое и никак не базирующееся на обычной человеческой логике.
— А эмоциональный фактор?
— Имеет место быть и в большом объеме, — витиевато заявил Воробьев. — Фактически, исход любого дела процентов на пятьдесят зависит от отношения судьи к каждой из сторон. Если кто-то из участников активно не нравится, есть масса способов осложнить ему жизнь. Например, начать слишком подробно опрашивать свидетелей, назначать экспертизы... Да мало ли что! Вот, к примеру. На предпоследних прениях с моим любимым педиком, — Андрей имел в виду скандалиста Пенькова, — тот смог-таки довести судью до крайней степени озлобления тем, что вместе со своим безумным адвокатом обвинил меня и подзащитную газету в неприятии либеральных реформ. А судья на этих реформах потерял свои сбережения, отложенные на покупку дачи... Ну, и ты понимаешь, чем все закончилось. В иске — отказать, Русланчика — пинком из зала, адвоката Шмуца — на пятнадцать суток за оскорбление состава суда. Решение обжалованию не подлежит...
— Ага! — глаза Рыбакова радостно блеснули. — Значит, если прокуроришка или следак достанут судью, тот дело развалит?
— Смотря, на каком этапе.
— Для начала — по вопросу содержания под стражей.
— Легко. Только ты особо не обольщайся... Мусора могут спокойно опять забить в камеру свежеосвобожденного. По «вновь открывшимся обстоятельствам». Тут надо действовать хитрее... Следует изменить статус подследственного.