Видишь, какая экономия выходит, забогатеть можно. Что ни говори, а здорово сотворён мир, с отделкой исключительной. Только вот человек в недоделке остался словно кто помешал в процессе создания
Жена отмахнулась, сказала, уходя на кухню:
Ёлка в дом праздник в нём.
Нина Грицай развешивала на качающихся ветвях стеклянные бусы, а её старшая сестра держала в руках коробку с ёлочными игрушками и декламировала:
Под голубыми небесами
Великолепными коврами,
Блестя на солнце, снег лежит,
Прозрачный лес один чернеет,
И ель сквозь иней зеленеет,
И речка подо льдом блестит
Ёлка совсем отошла от мороза. Над хвоёй заклубился дымкой пар. На иголках засверкали капли росы. Тянуло от коры смоляной свежестью.
А мне вдруг погрезились сказочные берега далёких стран, крики птиц и шум прибоя, грохот барабана, зовущего на бой, короткая, но кровавая схватка, смуглые плечи и курчавые головы пленников, что склонились на жертвенный алтарь
Тотошка!
Я вздрогнул и оглянулся на пороге в шубейке с платком в руке стояла моя старшая сестра Люся.
Идём обедать.
Отстань, я ёлочку наряжаю.
Высоченный кузнец Михаил Грицай на самый кончик ёлки водрузил рубиновую звезду.
Без этой вершинки раскосматится.
И засипел широкой грудью.
Я жду, напомнила о себе моя старшая сестра. За вихры тебя тащить? Могу.
Ты сама-то зайди, пригласил её хозяин. Да на ёлку полюбуйся. У вас такая?
Не-а. Мы вообще не ставили.
Вы вечером вместе с Толиком приходите, пригласила Люда Грицай.
Ладно. Пошли, теребила меня сестра.
Михаил Давыдович покачал головой, усмехнувшись:
Думаю, всё думаю, старость пришла, уж и в землю пора, да что-то не хочется. Вот я и говорю иной раз, куда люди спешат торопятся, будто бегом бегя дольше прожить можно.
С сестрой спорить бесполезно я оделся и побежал домой.
Дома было чисто, тепло и уютно, словом, как перед праздником.
Я поел и забрался на широкую родительскую кровать. Вскоре подкрался сон.
У меня были крылья огромные, сильные. Я парил высоко над землёй. Подо мной растелилась незнакомая равнина, виднелись вдали горы. Зорко оглядывая безмерные пространства, я увидел берег чудесной реки. Захотелось искупаться. Приземлившись, почувствовал неясную угрозу. Дёрнул с бедра меч и, очертя голову, бросился навстречу неведомой опасности. Подо мной уже резвый скакун, белый плащ вьётся за моими плечами. А со всех сторон, из-за каждого куста, пригорка или валуна в меня направлены стрелы бьющих без промаха луков. Неведомые стрелки. Кто они? Сколько их?
Проснулся от яркого света в комнате Люся читала книгу, притулившись к столу.
Было невыразимо приятно нежиться под тёплым одеялом.
Сестра не заметила моего пробуждения и продолжала неторопливо шелестеть страницами. Должно быть, интересная книга. Но куда ей до моего сна!
Диковинный сон мне приснился.
Силён ты дрыхнуть. Что ночью будешь делать?
В гости пойду.
Ага, иди. Давно уже пора, да как бы не поздно было на дворе-то уж темно.
Я бросился к окну, и сердце моё защемила обида.
Проводи, наспех, кое-как одевшись, захныкал я.
Отвянь, дёрнула плечом сестра.
Я боюсь там темно.
Боишься не ходи.
Ага, с тобой сидеть останусь.
Ну, иди Я посмотрю, как ты вернёшься, если ещё дойдёшь.
И я пошёл, хотя очень боялся ходить по тёмной улице. Ледяной червячок страха осязаемо шевелился где-то на дне моего сознания. Но улица не была такой страшной, какой казалась из окна. В разрывах облаков мерцали звёзды. Луна где-то блудила, и её матовый свет мягко стелился по окрестности. Снег весело и звонко хрустел под валенками. Мороза не чувствовалось, хотя, конечно, он был не лето же.
Чёрный пёс вынырнул откуда-то на дорогу, покосился на меня, сел и завыл, уткнувшись мордой в небо.
С отчаянным воплем я бросился вперёд собака с визгом от меня. Мелькнул забор, и я с разбегу ткнулся в калитку грицаевских ворот. Никто меня не преследовал, никто не гнался за мной. Калитка подалась вовнутрь двора, когда я потянул за верёвочку щеколды. Все окна были черны, лишь гирляндою светилась ёлка. Поднялся на крыльцо, прошёл веранду, толкнул дверь. Ни души, ни звука.
Есть, кто дома? прозвучало мольбой.
Кто там? Люда откуда-то из глубины комнат.