Но заплатили за заказ щедро. Вся лаборатория сможет год на это жить. А насчет ореола секретности и конфиденциальности, окружавшего проект, тут, конечно, были нюансы. Приди такой заказ через Киев, Карен Ахмедович за него в жизнь бы не взялся. Если заказчик так изолируется, то не исключено, что исполнителей потом в расход пустят. Вместе с посредниками. Или посредники, чтобы исполнителям не платить. Слышал он про пару таких случаев. А через пшеков было как-то поспокойнее. Нет, они тоже братья-славяне, так что всего можно ожидать, но все-таки они, в первую очередь, просто торгаши, которые не полезут в криминал без большой нужды. Да и было почти очевидно, что хвосты тянутся в Англию, а раз сильно не прячутся, можно не бояться чрезмерных мер. Тем более, что, как уже упоминалось, ничего криминального в соответствии с российским или польским законодательством и не происходило.
Впрочем, насчет «сознания мыши» это было не совсем правдой. Да, исходно сознание было снято с лабораторной мыши. К слову, без особого вреда для оной. Это только в дешевых романах содержимое мозга считывают, предварительно достав его из черепной коробки. Не катит такое, мертвый мозг мгновенно теряет записанную на нем информацию. Так что считывание шло вживую, а мышка вроде бы все еще продолжала наслаждаться бесплатной едой в лаборатории.
Дальше сознание загонялось в компьютер и моделировалось. Тестирование шло в VR виртуальной реальности. Сознание на кремнии думало, что оно по-прежнему бегает по лабиринту, а на самом деле ему на вход просто подавалась VR. И по поведению создавалась мемокарта этого сознания.
А что же такое мемокарта? А это карта групп узлов-нейронов, отвечающих за конкретные, равно как и абстрактные понятия. В стиле ага, вот эта группа нейронов отвечает за образ человека, а эта за поворот в лабиринте, а эта ух, ты, как новогодняя ёлка вспыхнуло за сыр. А вот чувства: вкусно, холодно, страшно, очень страшно На что только у нее «страшно» не замкнуто, даже на мигающие огоньки Эй, а от «очень страшно» в двигательный центр идет команда «замереть». А попробуем чуть перекоммутировать. А то, если сексбот на подиуме от света прожекторов замрет на месте, вряд ли это заказчику понравится. Пусть лучше двигается от страха. Во хохма будет, если она у них с подиума сбежит А не фиг заказывать в российском институте этически сомнительные работы!
Постепенно меняя параметры виртуалки, приучаем мышку контролировать человеческое тело. А потом добавляем словарь. Это тоже такая мемокарта, и не одна, просто относим ее на другой, хорошо известно, какой, участок мозга. Вот только просто положить ее ничего не дает, надо еще связать словесные понятия из нее с участками у мышки, ответственными за те же понятия. Не все, остальное потихоньку само свяжется, если надо, но хотя бы несколько сотен надо. Работа кропотливая, трудная, легко ошибиться. Но если все сделано правильно, получаем робота-андроида, который не только имеет цельную, пусть даже и мышиную, модель поведения, но и способен говорить, понимать речь, читать.
И вот уже эту мемокарту и загружают аккуратно в выращенный мозг. Изначально все достаточно примитивно, но постепенно разнородные мемокарты срастутся, начнут работать вместе. И вот сейчас как раз этот момент, когда загрузилось, но еще не до конца срослось.
Карен открыл дверь в палату, его тень упала на подопытную, и следующее, что он мог вспомнить, была скинутая на пол простыня, пустая койка и падающий на пол мусор из вентиляции
Семидесятилетний декан биологического факультета Григорий Иосифович Варшавский выглядел как Санта Клаус или Дед Мороз с его поседевшей бородой, усами и глубокой, влезшей на самую макушку залысиной. Но поведением он сейчас скорее напоминал этакого очень делового Деда Мороза. Варшавский вздохнул, попросил секретаршу перенести пару встреч на завтра и включил чайник. Карик хороший мальчик, умный, зря паниковать не будет. Если он говорит «ЧП», значит, действительно ЧП. Хорошо, послушаем, что у него стряслось.
Григорий Иосифович был живой легендой университета. Родившийся еще в таинственном, окутанном тайнами и мифами Советском Союзе, он закончил школу в ревущие 90-е, а получил диплом университета и защитил кандидатскую аж при Путине. Несмотря на это, семейные традиции пересилили реальность, и профессор действительно положил жизнь на служение науке. Это выражалось как в активной научной работе, так и в прагматичном руководстве, позволявшем теперь держать факультет на плаву, несмотря на все выверты, исходящие из Министерства образования.