Яковлев Юрий
Юрий Яковлевич Яковлев
ШКОЛЬНЫЕ КОРИДОРЫ
- Можно войти?
- Войди... Как твоя фамилия?
- Я Таборка.
- А как тебя зовут?
- Табором.
- Имя у тебя есть?
- Есть... Саша. Но зовут меня Табором.
Он стоял на пороге директорского кабинета, и руку ему оттягивал большой черный портфель в белых трещинках. Кожаная ручка оторвана, держится на одном ушке, и портфель достает по чти до полу.
Если не считать старого, облезлого портфеля, то в наружности Таборки не было ничего примечательного. Круглое лицо. Круглые глаза. Небольшой круглый рот. Не за что зацепиться взгляду.
Директор школы оглядывал мальчика и мучительно пытался вспомнить, за какие грехи вызван к нему этот очередной посетитель.
Разбил лампочку или заехал кому-нибудь в нос? Разве всё запомнишь.
- Подойди сюда и сядь... Не на кончик стула, а как следует.
И не грызи ногти... Что у тебя за история?
Мальчик перестал грызть ногти, и его круглые глаза посмотрели на директора. Директор длинный и худой. Он занимает полкресла.
А вторая половина свободна. Руки, тоже длинные и худые, лежат на столе. Когда директор сгибает руку в локте, она становится похожей на большой циркуль, которым рисуют на доске окружности. Таборка посмотрел на директора и спросил:
- Это вы про собаку?
- Про собаку.
Мальчик уставился в одну точку: в угол, где висели плащ и коричневая шляпа.
- Я боялся, что с ней что-нибудь случится, и привел ее в школу.
В живой уголок. Туда берут ужей и золотых рыбок. А собаку не взяли.
Что она, глупее этих ужей?
Он проглотил слюну и с укором сказал:
- А собака - млекопитающее.
Директор откинулся на спинку кресла и пятерней, как гребенкой, провел по темным густым волосам.
- И ты привел ее в класс?
Теперь директор вспомнил, за что приглашен к нему этот возмутитель спокойствия. И ждал только подходящего момента, чтобы обрушить свои громы на эту круглую, давно не стриженную голову.
Мальчик снова проглотил слюну и, не отрывая глаз от плаща и коричневой шляпы, сказал:
- Она сидела тихо. Под партой. Не повизгивала и не чесала лапой за ухом. Нина Петровна не замечала ее. И ребята забыли, что у меня под партой собака, и не прыскали от смеха... Но потом она напустила лужу.
- И Нине Петровне это не понравилось?
- Не понравилось... Она наступила в лужу и подпрыгнула как ужаленная. Она долго кричала. На меня и на собаку. А потом она велела мне взять тряпку и вытереть лужу. А сама встала в дальний угол. Она думала, что собака кусается. Ребята гудели и подпрыгивали. Я взял тряпку, которой стирают с доски, и вытер лужу. Нина Петровна стала кричать, что я не той тряпкой вытираю. И велела мне и моей собаке убираться вон. Но она ничего... Она не убивала мою собаку.
Таборка по-прежнему смотрел в одну точку, и со стороны казалось, что он рассказывает не директору, а плащу и шляпе.
- Всё? - спросил директор.
Таборка был у него пятый за этот день, и у директора не было никакого желания продолжать разговор. И если бы мальчик сказал "всё", директор отпустил бы его. Но Таборка не сказал "всё" и не кивнул головой.
- Нет, - сказал он, - мы еще были в милиции.
Час от часу не легче! Директор с шумом придвинул кресло к столу.
Он чувствовал себя в этом большом кресле, как в костюме, который велик. Наверное, его предшественник - старый директор - был толстым, раз завел такое кресло. А он новый. Директора тоже бывают новичками.
- Как ты очутился в милиции?
Таборка не вспыхнул и не заволновался. Он заговорил сразу, без заминки:
- Моя собака не кусалась. Не то что собаки, которые живут за большими заборами и вечно скалят зубы. Их черные носы смотрят из-под ворот, как двустволки. А моя собака махала хвостиком.