– Рене, – раздался около беседки голос тётки, – где ты? Помоги мне вынести Маргариту.
У Маргариты он застал сестру Луизу, которая, наклонившись к девочке, нежно её целовала.
– До свидания, моя тихонькая мышка. Я расскажу матери-настоятельнице, как тебе понравилась её хорошенькая книжечка.
– Я надеюсь, матери-настоятельнице тоже понравится подарок Маргариты, – сказала тётя Анжелика, взяв из рук племянницы вышиванье и придирчиво его рассматривая. – Это саше-подарок к её именинам. Только чур не проговоритесь, сестра Луиза, это секрет.
– Ну что вы! Ах, как красиво! А что будет в середине? Цветок?
– Я думаю, монограмма. Маргарита хотела вышить колесо святой Екатерины, но святой эмблеме, по-моему, не место на саше. Ну, Рене, берись с тон стороны. Только осторожнее на ступеньках.
Когда кушетку поставили на траву, Анжелика поспешила к своему варенью. Сестра Луиза ещё раз поцеловала свою ученицу и ушла. Рене закрыл за ней калитку и, с отвращением ощущая на руке ласковое пожатие жирной ладони монахини, вернулся в сад. Кушетка стояла так, что Маргарита не могла видеть брата, пока он не подошёл совсем близко, а его шаги заглушались мягкой травой. Приблизившись к кушетке, Рене увидел, как Маргарита вынула носовой платок и стала стирать поцелуй монахини. Она тёрла щеку с таким ожесточением, что на ней осталось яркое красное пятно. Но как только Рене подошёл и сел рядом, Маргарита снова взялась за вышиванье и скромно опустила глаза. Долгое время оба молчали.
Наконец Рене в отчаянии выпалил:
– Хочешь щенка?
Маленькая ручка на секунду замерла, и голубая нитка обвилась вокруг пальца. Но через секунду Маргарита продолжала работу.
– Большое спасибо. С твоей стороны очень мило подумать обо мне…
«О черт! – мелькнуло в голове у Рене. – Она ведь это уже говорила. Они научили её твердить одно и то же, как попугая».
Тихий благовоспитанный голосок продолжал:
– … но тётя не любит собак.
– А я вовсе не ей предлагаю, – возразил Рене. – Ну, тогда котёнка? Это, конечно, не то, что терьер, но всё-таки лучше какой-то паршивой канарейки.
Маргарита опустила вышиванье.
– Это всё равно. В прошлом году Анри собирался подарить мне черепаху, но тётя Анжелика не хочет, чтобы в доме жили какие-нибудь животные.
– А как же канарейка?
– Она не наша, мы взяли её на время. Это канарейка племянницы отца Жозефа. Отец Жозеф говорит, что животных держать в доме можно, только не надо разрешать себе чересчур к ним привязываться.
– А, чтоб ему провалиться, этому отцу Жозефу!
Рене в ужасе замолчал. Теперь он её совсем напугал! Вдруг он увидел, что Маргарита в первый раз за всё время смотрит на него широко открытыми глазами. И что это были за глаза!
Некоторое время брат и сестра молча глядели друг на друга, потом пушистые ресницы опять опустились. Рене пробормотал извинение и окончательно смешался. Он снова и снова пытался завязать разговор, смущаясь после каждой новой неудачи все больше, а через полчаса сбежал, пробормотав что-то о расковавшейся, лошади, и, терзаемый стыдом, поехал в Мартерель.
Всю дорогу домой Рене обдумывал происшедшее за день, и его собственное поведение казалось ему все более глупым и безобразным. Что бы он ни думал о друзьях тёти Анжелики, Маргарите они, по всей вероятности, нравятся, – и тем лучше, раз уж ей приходится жить среди них. В конце концов они её балуют и по-своему любят, хотя от их любви порой делается тошно. По крайней мере они не избавились от неё и не забыли о её существовании, как…
Он оборвал себя, испугавшись того, о чём чуть было не подумал… Ведь отец постарался сделать для неё всё, что было в его силах, а вся эта набожная болтовня, быть может, ей даже и нравится.