Б а б у ш к а. Да уж обещала. Только не понимаю: что тут позорного?
В а л я. Это только у Гоголя губернатор вышивает по тюлю, а мне неловко перед ребятами.
Б а б у ш к а. Не знаю, кто там вышивал у Гоголя. Знаю только, что твой покойный дедушка Андрей Андреевич в свободное время великолепно вязал, шил и вышивал, так что, как видно, это у тебя наследственное. И вообще ты весь в покойного дедушку. Одно лицо, одно лицо... (Хочет поцеловать.)
В а л я. Бабушка, не целуйтесь!
Б а б у ш к а. Не буду, не буду!
В а л я. Так даете слово, что никому не скажете?
Б а б у ш к а. Даю.
В а л я. Честное пионерское?
Б а б у ш к а. Честное пионерское.
В а л я. Так вам нравится платочек?
Б а б у ш к а. Замечательно! Тонко, аккуратно, художественно. Лучше, чем у покойного дедушки, честное слово! Так бы тебя и расцеловала. (Обнимает его.)
В а л я. Бабушка... Не надо, пустите... Мальчики узнают...
Б а б у ш к а. Мальчики не узнают.
Целуются.
II
Те же и Даша.
Д а ш а. Они опять целуются! Сколько можно?
В а л я. Мы не целуемся. (Быстро прячет платочек.) Это она меня целует. Вот видите, бабушка!
Д а ш а. Что это ты все время прячешь?
В а л я. Ничего не прячу.
Д а ш а. Валька, дай еще один листик бумаги.
В а л я. У меня не склад. Если ты так любишь писать письма, так надо, матушка, иметь собственную бумагу. На тебя не напасешься. Пишешь, пишешь, и ничего не получается.
Д а ш а. Действительно, не получается.
Б а б у ш к а. Кому письмо-то?
Д а ш а. Сама не знаю. На фронт. Кому попадет. Вложу в посылку. Пишу, пишу... Шесть листов измарала. Не выходит. Вот седьмой начала...
Б а б у ш к а. А ну-ка покажи. (Берет письмо, надевает очки, читает.) "Многоуважаемый товарищ боец! Прошу вас принять от меня прилагаемый при сем подарок, который я посылаю на фронт, и надеюсь, что он..." Кто он? Фронт? И потом - что это за "многоуважаемый товарищ боец", что это за "который", что это за "прилагаемый при сем"? Пишешь на передовые позиции, защитнику родины, может быть, герою - и даже наверное герою, - а слова у тебя какие-то пыльные, канцелярские. Никуда не годится!
Д а ш а. Я и сама вижу.
Б а б у ш к а. Больше чувства. Чтоб бойцу от твоих слов стало тепло на душе. Чтоб он почувствовал, что его любят, что о нем помнят, что родина на него смотрит с надеждой и упованием.
Д а ш а. Я это понимаю. Всей душой чувствую. Только не могу выразить на бумаге.
Б а б у ш к а. Надо выразить. Боец ждет.
Д а ш а (разрывает письмо). Валька, дай: бумаги.
В а л я. На. Только имей в виду - последний раз.
Д а ш а. Ладно, попробую еще. (Уходит.)
III
Валя и бабушка, без Даши.
В а л я. Так чего ж теперь с платочком делать?
Б а б у ш к а. Подрубить - и все. Подрубить умеешь?
В а л я. Спрашиваешь!
Б а б у ш к а. Какой гордый. Милый мой! Весь в покойного дедушку.
В а л я. Бабушка! Только не целуйтесь!
Б а б у ш к а. Не буду, не буду!
В а л я. А вы подарок на фронт приготовили?
Б а б у ш к а. Разумеется. Как не приготовить!
В а л я. А что у вас там?
Б а б у ш к а. Да что может бабушка приготовить бойцу? Известно что: варежки шерстяные, носки, портянки суконные. Ну, конечно, махорочка. Затем концентраты различные. Я ведь знаю, чего солдату на фронте хочется: лапшевника пять плиток, гречневой каши пять плиток, борща украинского пять плиток, киселя клюквенного пять плиток, рисового пудинга пять плиток...
В а л я. Рисового пудинга и я бы тоже, пожалуй попробовал.
Б а б у ш к а. Ах ты, мое золото! Вылитый дедушка! (Хочет его обнять.)
В а л я. Бабушка! Вы мне мешаете подрубать.
Б а б у ш к а. Один только разик! (Целует его.)
IV
Те же и Зоя.
З о я. Они опять целуются. Ну что, посылки готовы? Здравствуйте, Ксения Петровна.
Б а б у ш к а. Здравствуй, Зоя. Готовы.
З о я. Здравствуй, Валька.