Странное существо была эта Варвара!
Я сел подле Софьи.
- Софья Николаевна,- начал я, пристально посматривая на нее сбоку,- я должен вам сообщить одну неприятную для меня новость.
- Новость? какую?
- А вот какую... Я до сих пор в вас ошибался, совершенно ошибался.
- Каким это образом? - возразила она, продолжая играть и устремив глаза на свои пальцы.
- Я думал, что вы откровенны; я думал, что вы не умеете хитрить, скрывать свои чувства, лукавить... Софья приблизила лицо свое к нотам.
- Я вас не понимаю.
- А главное,- продолжал я,- я никак не мог вообразить, что вы, в ваши годы, уже умеете так мастерски разыгрывать роль... Руки Софьи слегка задрожали над клавишами.
- Что вы это говорите? -проговорила она, все не глядя на меня,- я разыгрываю роль?
- Да, вы. (Она усмехнулась... Злость меня взяла...) Вы притворяетесь равнодушной к одному человеку и... и пишете к нему письма,- прибавил я шепотом.
Щеки Софьи побледнели, но она не обернулась ко мне, доиграла ноктюрн до конца, встала и закрыла крышку рояля.
- Куда же вы? - спросил я ее не без смущения.- Вы мне не отвечаете?
- Что мне вам отвечать? Я не знаю, о чем вы говорите... А притворяться я не умею.
Она начала укладывать ноты... Кровь мне бросилась в голову.
- Нет, вы знаете, о чем я говорю,- промолвил я, также вставая,- и хотите ли, я вам сейчас напомню некоторые ваши выражения в одном письме: "будьте осторожны по-прежнему..."
Софья слегка вздрогнула.
- Я этого никак от вас не ожидала,- проговорила она наконец.
- И я никак не ожидал,- подхватил я,- что вы, вы, Софья Николаевна, удостоили вашим вниманием человека, который...
Софья быстро ко мне обернулась; я невольно отступил от нее:
глаза ее, всегда полузакрытые, расширились до того, что казались огромными, и гневно сверкали из-под бровей.
- А! коли так,- проговорила она,- знайте же, что я люблю этого человека и что мне совершенно все равно, какого вы мнения о нем и о моей любви к нему. И с чего вы взяли?.. Какое вы имеете право это говорить? А если я на что решилась... Она умолкла и проворно вышла вон из залы. Я остался. Мне вдруг стало так неловко и так совестно, что я закрыл лицо руками. Я понял все неприличие, всю низость своего поведения и, задыхаясь от стыда и раскаяния, стоял как опозоренный. "Боже мой! - думал я,- что я наделал!"
- Антон Никитич, -послышался голос горничной в передней,-пожалуйте скорей стакан воды для Софьи Николаевны.
- А что? - ответил буфетчик.
- Кажись, плачут-с...
Я содрогнулся и пошел в гостиную за своей шляпой.
- О чем вы толковали с Сонечкой? - равнодушно спросила меня Варвара и, помолчав немного, прибавила вполголоса: - Опять этот писарь идет.
Я начал раскланиваться.
- Куда же вы? Погодите: маменька сейчас выйдет.
- Нет, уж мне нельзя,- проговорил я,- я уж лучше в другой раз.
В это мгновение, к ужасу моему, именно к ужасу, Софьятвердыми шагами вошла в гостиную. Лицо ее было бледнее обыкновенного, и веки чуть-чуть покраснели. На меня она и не взглянула.
- Посмотри, Соня,- промолвила Варвара,- какой-то писарь все около нашего дома ходит.
- Шпион какой-нибудь...- холодно и презрительно заметила Софья.
Это уж было слишком! Я ушел и, право, не помню, как дотащился домой.
Мне было очень тяжело, так тяжело и горько, что и описать невозможно. В одни сутки два такие жестокие удара! Я узнал, что Софья любит другого, и навсегда лишился ее уважения. Я чувствовал себя до того уничтоженным и пристыженным, что даже негодовать на себя не мог. Лежа на диване и повернувшись лицом к стене, я с каким-то жгучим наслаждением предавался первым порывам отчаянной тоски, как вдруг услыхал шаги в комнате. Я поднял голову и увидел одного из самых коротких моих друзей - Якова Пасынкова.