Затянувшееся молчание нарушает Дед
Кирилл, уважаемый черт Леха, говорит, что видел на окраине леса, какую то милую женскую тень, только слова Деда не способны сломать этот хрупкий мир, который я сам рушил и снова создавал по крупицам вновь и вновь, кажется уже не одну сотню раз.
Леха кивает, со щелчком когтистой ладони доставая прямо из воздуха стограммовый бокал коньяка, по доносящемуся до меня пряному аромату, это Камю. Черт подмигивает, протягивая раскрытую ладонь, готовый в любой момент достать из воздуха теперь мой коньяк.
Нет, черт побери, прошу я старого друга. Этой дряни полно и в поту стронем мире, мои случайно вырвавшиеся наружу слова с хрустальным звоном разбиваются на тонкие осколки, ударившись об пол вместе с вдруг выпавшим из ладоней Черта-Лехи коньячным бокалом.
Зачем же ты так, Кирюша, бледнея, шепчет Дед.
Пусть больно, но зато это правда, внезапно окрепшим, повелительным, и не терпящим возражения голосом, останавливает Деда Серый ангел. А черт, забыв о своей непременной пофигистской улыбке, болезненно морщится, словно его ударили по лицу.
«Никогда не говорите мертвым, что они мертвы, а детям, что в реальной жизни нет места сказочным чудесам. Поверьте, это очень больно, когда твой мир рушится, прямо на твоих же глазах, а ты уже ничего не можешь сделать».
Черт, я всячески пытаюсь смягчить нехорошо сложившуюся ситуацию. Ты, кажется, видел на окраине леса «милую женскую тень»? Чертов бабник, расскажи
Действительно очень милая, оживляется черт-Леха. Я даже хотел ее слегка закадрить, но она спрашивала только тебя
Да, я то же ее видел, подтверждает Серый рыцарь, Хоть пока всего лишь тень, но очень даже симпатичная леди, я думаю, она совсем скоро проявиться, такая загадочная и
Нет!!! кричу я, вскакивая со стула, внезапно оказываясь сидящим в кресле у раскрытого окна, своей привычной старой квартиры, не своего, теперь уже просто нашего, мира. Синий лес за спиною, он есть, его никогда не было, но кажется, он еще будет, когда-то, ведь у меня все еще есть будущее, а пока
бескрайнее теплое море, белый песок, мы идем вместе, держась за руки, словно дети, хоть Ты молчишь, Я все равно знаю, как тебя зовут. Ты..
Звон, звон разбившегося коньячного бокала Я стою голыми ногами на полу, боясь сделать шаг, чтобы не порезать ступни, и просыпаюсь повторно, чтобы отключить, чертов будильник пора, вставать. Впереди целый рабочий день. И это зимане похожа на сон.
10
Всего лучше, в этой дурацкой жизни с самого детства у меня получалось рассказывать сказки. Когда я был мал, это называлось ложью, враньем, за это ругали, и даже наказывали, ставя в угол, лишая сладкого. В период взросления, тяга к выдумкам помогала выживать, выкручиваясь из самых нелепейших ситуаций Во время совершеннолетия, данную способность авторитетные вузовские педагоги объявили талантом, потихоньку приучая меня это ценить, и использовать только по назначению, обозвав заграничным словом креатив. И только перешагнув свое двадцатилетие, получив определенный багаж знаний, с немалой толикой личного опыта, я поверил в свои сказки, и даже начал зарабатывать на этом деньги.
Это умение создавать из Ничего Все, рассказывать о мире теми красками, которые, к сожалению, или возможно к счастью, недоступны многим (ведь если видишь слишком много, то и хочешь соответственно, как я рад за тех, кто видит мало, и им достаточно), я не завышаю свой статус просто вижу Ангелов знаю звуки, которыми ночь пытается рассказать случайным прохожим, о том, что именно старый флейтист повинен во вчерашнем проливном ливне чуть не затопившем весь город, это его грусть и затаенная обида на несвершившееся чудо вызвали дождь, доведя его до уровня катаклизма.
Наверное, с такой неуемной фантазией, стоит податься в новые пророки, или депутаты местного муниципалитета. Сводя с ума мирных обывателей обещаниями запредельных благ и перспектив. Но я, не настолько тщеславен. И поэтому, для начала стал просто газетным репортером, (газетер, так презрительно называют подобных людей). Выбрав из всех сущих зол наиболее созвучную душе колонку культуры в политико-экономическом еженедельнике «УралПолитКомПрикамье», заведовать коей (конечно же, колонкой) мне и поручили всего через пару месяцев беготни на посылках, двух испытательных статей, и душещипательной выволочки у нашего главреда (главного редактора) Артура Дмитриевича Клодта, по поводу моей излишней самоуверенности с чудовищными провалами во владении азами чисто литературного русского языка.