— Я знаю это, но надеюсь, что его болезнь неопасна.
— Это потому, что доктора не смеют сказать вашему величеству того, что думают, но Бувар, которого я спрашивал и у которого нет причин скрываться от меня, сказал мне правду.
— И эта правда? — спросила королева с непритворным беспокойством.
— Его величество страдает неизлечимой болезнью.
Королева вздрогнула и внимательно посмотрела на кардинала. Хотя между ней и Луи XIII не существовало глубокой симпатии, смерть короля должна была произвести такие невыгодные изменения в ее положении, что эта смерть, если бы даже не значила ничего в определенном отношении, все-таки была бы для нее тяжким ударом.
— Бувар сказал вашей эминенции, что болезнь короля смертельна? — спросила Анна Австрийская, устремляя проницательный взгляд в лицо кардинала.
— Поймите меня, мадам, — возразил Ришелье, — я не хотел бы внушить вашему величеству слишком больших опасений. Бувар не говорил мне, что король умрет скоро, но он сказал мне, что считает его болезнь смертельной.
Кардинал произнес эти слова с таким выражением и это мрачное предсказание так согласовалось с собственными предчувствиями самой Анны Австрийской, что она не могла не нахмурить своих прекрасных бровей и не вздохнуть.
Кардинал заметил расположение духа королевы и продолжал:
— Ваше величество, думали ли вы когда-либо о положении, ожидающем вас в случае смерти короля?
Лицо королевы еще более омрачилось.
— Этот двор, при котором смотрят на ваше величество, как на чужую, состоит из одних ваших врагов.
— Знаю, — сказала Анна Австрийская.
— Королева-мать дала вашему величеству доказательства вражды, которая ищет случая разразиться.
— Да, она меня ненавидит, а за что, спрашиваю я у вашей эминенции?
— Вы, женщина, и задаете подобный вопрос! Она вас ненавидит за то, что вы — ее соперница по могуществу, за то, что она не может быть вашей соперницей по молодости и красоте, за то, что вам двадцать лет, а ей сорок девять.
— Да, но меня будет поддерживать герцог Анжуйский. Ришелье улыбнулся.
— Дитя пятнадцати лет! — сказал он. — И какое еще дитя! Брали ли вы когда-нибудь труд читать в этом низком сердце, в этой бедной голове, где все желания остаются неисполненными не по недостатку честолюбия, а по недостатку смелости? Не доверяйте этой бессильной дружбе, мадам, не думайте опереться на нее — в минуту опасности она не будет в состоянии поддержать вас!
— Но вы, господин кардинал? Разве я не могу рассчитывать на вас?
— Без сомнения, мадам, я буду увлечен угрожающим
Вам падением, а Гастон, который наследует своему брату, ненавидит меня, и Мария Медичи, которая все из него может сделать, снова присвоит себе прежнюю власть и никогда не простит моей преданности вам. Итак, если король умрет бездетным, мы оба погибли — меня сошлют в мое Люсонское епископство, а вас отправят в Испанию, где вас ожидает монастырь. Грустная будущность для того, кто, как вы, видел в ней королевство или еще лучше — регентство!
— Господин кардинал! Судьба королей, как и судьба простых смертных, в руках Божьих!
— Да, — отвечал кардинал улыбаясь, — и поэтому Бог сказал людям: «Помогайте себе сами, и я буду вам помогать».
Королева снова бросила на министра один из тех светлых и глубоких взглядов, которыми обладала она одна.
— Я вас не понимаю, — сказала она.
— Но хотите ли вы понять меня? — спросил Ришелье.
— Хочу, потому как дело это очень важное.
— Есть вещи, которые трудно высказывать.
— Но не тогда, когда вы говорите с кем-нибудь, кому достаточно одного намека.
— Так ваше величество дозволяет мне говорить?
— Я слушаю вашу эминенцию.
— Дело вот в чем.