вы легко рисуете словно вам всё равно, что получится.
давай на «ты» а то я ещё возомню о себе.
ты, нехотя отвернулась и нахмурилась зачем-то.
не слишком красивая и с закидонами начни с такой и скоро надоест под все эти выверты подстраиваться вот девочка, которую ты никогда не полюбишь которую легко подклеить, махануть с ней на выходные куда-нибудь в Лисий Нос ходить там по берегу залива между валунами есть в привокзальной забегаловке сидеть напротив в глаза ей глядеть пусть плетёт свои пустопорожние вирши, выражения меняет, глазками играет и смотрит исподтишка на тебя потом костёр развести на берегу сидеть на ветру в обнимку под одной курткой портвейн пить из горла трогать её под курткой и знать, что она чувствует это и думает об этом провести целый день с девочкой, которую ты не любишь и которая не любит тебя зная, что вечером ты её будешь трахать.
не хочется перед ней дежурную рожу строить а если убрать весь поверхностный, самолюбивый хлам?.. если бросить ей себя вот таким, какой ты есть?.. должно же быть что-то там за гордыней, надеждами, враньём, позёрством обычно по подвалам попрятанное и открывающееся, когда обоим нечего терять можно ли хоть с кем-нибудь вот так?.. свои дежурные морды убрав молчать, когда не хочется говорить не отвечать на вопросы, на которые не нужно отвечать тебе надо подцепить именно такую ничего серьёзного ты сейчас не выдержишь интересно, как она в самом конце дышать будет, головку запрокинув и глазки закрыв вот тогда и узнаешь, кто она на самом деле когда внутри неё будешь раньше говорили «познал её» так и есть.
(Глеб): кто ты?
глазами плавно повела, казалось, не видя и не расслышав вопроса словно возвращаясь откуда-то и напрягаясь, чтоб его услышать пауза тянулась он вздрогнул от её голоса, когда она вдруг ответила:
Анна.
а я Глеб а ещё кто ты?
глазами опять повела словно не зная, нужно ли отвечать.
(Глеб): ну надо же где-то состоять числиться быть прописанной причисленной подшитой к делу?
но Анна уже оправилась или скорее вернулась и посмотрела на него прямо и спокойно, без вызова как фотограф.
(Анна): у вас рукав краской перемазан.
(Глеб): как говорил Том Сойер, «не каждый день нашему брату выдаётся красить забор».
(Анна): вот об этом вы мне сейчас и расскажете но сначала принесите какого-нибудь вина.
(Глеб): вино тут только по праздникам водка разве что.
(Анна): а вы убедите меня, что это вино должна же у вас быть какая-нибудь поэзия фантазия не могу же я сама себя охмурять.
(Коробков): ты знаешь, что она в Союзе начальству моему отчебучила?.. я пришла в своём праве и с определёнными запросами Луховицкий аж пасть открыл и до сих пор, по-моему, закрыть не может теперь при встречах он на меня загадочные взгляды кидает а он-то уж насмотрелся к нему бабы по этим вопросам бурным потоком текут как Терек.
но это уже не баба ты не повери́шь с тех пор, как я её знаю, она настолько утратила девическое начало, что даже ейная канарейка оказалась кобелём она же в автобусе холопами людей обзывает, когда ей пройти не дают и они дают ей пройти в любой толкучке если она, не дай Бог, в партию вступит, то я в Израиль эмигрирую.
(Леон): она тебя и там достанет кровавой рукой Коминтерна.
(ТТ): в прошлом веке граф Вронский от своей стервы в Сербию умотал.
(Глеб): «мне в холодной землянке тепло от твоей негасучей любви»
(ТТ женским голосом, передразнивая Алёну): я хочу вам сказать визуально и конфиденциозно.
(Леон): а уж как досаждали великому человеку мухи об том и слов нет!
(ТТ): мухи и комары суть есть совсем не насекомые, а наглядное отображение грехов наших, посланных нам Богом в овеществлённом виде Марта спроси.
пошла общая перекидчивая галиматья без путеводной звезды, в которой Тростников обычно выступал первой скрипкой а Леон частенько бывал неплохой второй но Глеб, отыскав алкоголь, мимо них к той девочке у окна устремил коромысла.
(Глеб): ну вот и вино выглядит, правда, совсем как водка но я уверяю тебя, что это вино.