Она шла в лавку своего отца, кто ее знает, по какому делу, или просто вышла из дома, чтобы порадовать людей свежей, полнокровной красотой, любовно взлелеянной в роскоши и довольстве купеческого дома. На то и красота, чтобы людей радовать.
Эртхиа увидел: плывет сквозь толпу девушка, вроде бы и не особенно расступаются перед ней, не слишком заглядываются и оборачиваются вслед - не то чтобы так, но там, где она проходит, меняются лица, весело разгораются глаза, мужчины подбочениваются и улыбаются важно, приглушая голоса до самых мужских, бархатистых нот.
А она идет, горделиво покачивая крутыми бедрами, и грудь ее над гибкой талией - как тяжелые плоды на тонкой ветке. И фата на лице прозрачная, сквозь нее алеют улыбчивые губы, а глаза над узорчатой каймой лучатся радостью, оттого, видно, что она есть - вот такая девушка, и бровь изогнута горделиво, и прядь, тяжелым завитком упавшая на плечо, не нарочно ли выбилась из-под головной повязки, скрученной из желтых и бирюзовых жгутов айзанского шелка.
Так и шел за ней Эртхиа до самой лавки почтенного купца Атакира Элесчи, а потом обратно, до синего дома с малиновой плоской крышей, едва проглядывавшей сквозь густые кроны тутовника.
Базар заметил - и одобрил. Не такого ли жениха была достойна первая красавица Аттана, дочьпервейшего из купцов?
Но с женитьбой Эртхиа не спешил. Не то чтобы он боялся Ханнар - боялся ее огорчить. О других женах он не беспокоился - только рады были бы новой подруге, зная, что их Эртхиа на всех хватит. Но Ханнар... Сам не мог себе Эртхиа объяснить, почему во всем уступал ей, даже зная, что для женщины это вредно, и с трудом смиряя уязвленную гордость мужа, царя, удачливого полководца, а вот...
Но любви прекословить не умел. И сначала проводил ночи у Атарикиной ограды, пока, вспугнутый ночным сторожем, однажды не перелетел через кованые прутья (не позорить же девушку!) и не был привечен - сначала робко, вздохами и пугливыми взглядами, а уж потом и поцелуями, и жаркими объятиями - в маленькой, увитой зеленью беседке, украшении купеческого сада.
Обещал себе, что, пока не решится ввести новую жену в дом, пока не переговорит с купцом, и думать не будет о большем... И сам верил своим обещаниям. Но темны ночи в Аттане, а зимы холодны. И когда оказался в покоях Атарики, сделал то, чего не сделать не мог, он, Эртхиа. Если б она воспротивилась, ну хоть словечком, а он ведь подумал: от отца отказа не будет, успею с этим!
Но до сих пор не решился. И Атарика, умница, не торопила его: царя не торопят. Только вздыхала: а вдруг отец надумает отдать за другого? Эртхиа успокаивал: не бойся ничего. И не боялась.
- Что ты, радость! Никому не отдам, подожди немного еще. Вернусь из степи - пошлю сватов к твоему отцу. То-то ему радости будет. Она красивая хоть, жена твоего брата?
- Красивая, - ревниво прищурилась Атарика. Эртхиа засмеялся.
- У меня уже есть одна степнячка. И хватит.
Крепче обнял Атарику.
- Я ненадолго уезжаю. Вернусь - и сразу... Слышишь? Уже ничего не бойся. Не бойся ничего. Я знаю, ты боялась. Теперь все. И все будет хорошо.
Атарика пытливо посмотрела ему в глаза.
- А богиня не будет против?
Эртхиа отвел было взгляд, но приструнил себя.
- И ее не бойся. Ничего тебе не сделает. А другие примут как сестру. Радость, царица моя, каких сыновей ты мне родишь!
Атарика потянулась губами к его уху, будто хотела шепнуть, но заробела, поцеловала только.
- Скоро ты вернешься?
- Вот новая луна народится, а я уже здесь буду!
В кустах зашелестело, поспешные шаги приблизились к беседке. Атарика вздрогнула, прижалась к Эртхиа, но он отстранил ее, положил руку на меч.
- Атарика, доченька, - послышался тревожный голос, - госпожа, уходи скорей, сам хозяин сюда идет, звать государя обедать.