Наиболее прагматичные внешнеполитические позиции в российском политическом спектре занимали крайне правые и крайне левые силы. Первые (часть придворного окружения царя и крайние националисты) считали, что война с Германией гибельна для самодержавия. Министр внутренних дел П.Н. Дурново в записке царю в феврале 1914 года отмечал, что интересы России и Германии «нигде не сталкиваются»[4].
Крайне левые социал-демократы вообще выступали против любой войны, кроме оборонительной, считая, что нет смысла проливать кровь за эфемерные интересы на Балканах или в Персии. Обе эти группировки парадоксальным образом связывали с Германией идеологические соображения. Правые видели в Германии союзника в борьбе против мировой революции, а левые считали, что сильнейшая в мире германская социал-демократия скоро придет к власти и превратит Германию в центр революционного движения.
Таким образом, националистическая и шовинистическая пропаганда в основных европейских странах в начале XX века придала в общем незначительным внешнеполитическим противоречиям между ведущими державами в массовом сознании характер «судьбоносной борьбы» между «германством», славянством и «латинством».
Общественное мнение стало серьезно влиять на внешнюю политику всех стран, сужая поле для маневра правительств ссылкой на большей частью надуманные «национальные» интересы.
Все это стало придавать европейским кризисам в начале XX века собственную динамику, часто выходившую из-под контроля военных и дипломатов. Впервые блоковый автоматизм сработал в 1909 году, когда Австро-Венгрия аннексировала оккупированную ею с 1878 года Боснию и Герцеговину, а протест России был подавлен фактическим германским ультиматумом. В Петербурге были раздосадованы пассивностью Англии и Франции, хотя сама внешнеполитическая комбинация, приведшая к кризису (попытка «обменять» согласие на аннексию на свободу рук в вопросе о проливах), была затеяна Петербургом без предварительных консультаций с союзниками.
После боснийского кризиса интересы обоих блоков сталкивались вокруг Марокко и итогов Балканских войн 19121913 гг. И опять России приходилось идти на попятную перед лицом германо-австрийского блока, в том числе и из-за незаинтересованности Англии и Франции в балканских делах. Напористое и ультимативное поведение Австро-Венгрии и Германии объяснялось тем, что при тогдашнем соотношении сил между двумя блоками и осознании неизбежности столкновения ситуация представлялась Берлину выгодной для начала войны. Предполагалось, что к 1917 году Россия резко усилится в военном отношении и сможет диктовать свою волю Тройственному союзу, не опасаясь конфликта с ним. От войны Германию удерживала лишь неопределенная позиция Англии. В Берлине были уверены, что германской армии удастся разбить Францию и Россию, но в случае вмешательства Великобритании на стороне последних шансы на успех уравнивались.
Ключевую роль Великобритании наиболее остро сознавали в Петербурге и предлагали в начале 1914 года превратить Тройственное согласие в оформленный блок, заявив об этом публично. Россия справедливо считала, что этот шаг ликвидирует воинственность немцев. Однако Великобритания отказалась от подобного предложения и не торопилась оформить союзнические отношения хотя бы с одной Россией.
Такая позиция Лондона вынуждала Петербург постоянно идти на уступки австро-германскому блоку в балканском урегулировании (по вопросу о границах Албании и Сербии, выходу Сербии к Адриатическому морю и т. д.). Такая линия российского МИД резко критиковались практически всеми газетами страны, как капитулянтская. Все чаще выражало стремление к твердой позиции и военное руководство страны, заверяя Николая II, что армия готова к большой войне. Кстати, вопреки широко распространенному в историографии мнению о «неготовности» России к Первой мировой войне, военные были правы. Российская армия мирного времени 1914 года превосходила вооруженные силы Германии и Австро-Венгрии вместе взятые. Не уступала российская сторона немцам и по оснащению своих войск современным оружием. Превосходство Германии в тяжелых орудиях объяснялась лишь тем, что немцы готовились к прорыву эшелонированной французской линии укреплений. Все державы исходили из краткосрочности будущей войны (максимум полгода), основываясь на опыте франко-прусской и Балканских войн. Для подобного конфликта, как и показала Первая мировая война, Россия была полностью готова, но общая экономическая отсталость страны делала практически невозможной длительную войну, что и засвидетельствовал ход военных действий с Японией в 19041905 гг. Наиболее слабым местом русской армии был не недостаток сил и средств, а полнейшая некомпетентность высшего командного состава, что было следствием общего сословно-бюрократического характера режима страны. Забегая вперед, следует отметить, что разгром русских войск в Восточной Пруссии в августе-сентябре 1914 года произошел в условиях подавляющего превосходства российской стороны и стал следствием преступных ошибок русского командования.