Если таким образом политика по своим целям и методу, безусловно, должна быть отличаема от социального учения о государстве и учения о государственном праве, то, с другой стороны, при тесной внутренней связи всех областей одной науки прикладная дисциплина имеет важное значение для плодотворности изысканий в области теоретической. Для всестороннего познания как статики государственного порядка, изучаемого социальной наукой о государстве, так и юридических норм этого порядка, исследуемых государственным правом, необходимо восполняющее эти науки политическое изучение государства. В действительности государство находится в состоянии постоянного движения, и социальное учение о государстве и учение о государственном праве дают картину лишь данного момента его жизни. Все важнейшие жизненные процессы государства, как и все нормы его правопорядка, до и во время их возникновения служили, однако, предметом политических исследований и мероприятий; всякое законченное государственное действие, всякое действующее право имеют политические последствия. Совершенно игнорируя политику, мы можем поэтому прийти только к бессодержательным выводам или, в лучшем случае, к познанию бездушного государственного скелета. В теоретическом учении о государстве как науке понятий все абстрактно; конкретное проявляется в потоке политической жизни, непрерывно меняющем, в своем историческом течении, создаваемые им образы.
В частности, государственно-правовые исследования, только считаясь с политически возможным, получают содержание и цель. При всей нежелательности смешения права и политики, при всей необходимости строгого их разграничения ни одно исследование в области государственного права не может дать плодотворных результатов, если оно не считается с тем, что представляется политически возможным. Государственное право рискует в этом случае превратиться в чуждую жизни и реального знания чисто схоластическую дисциплину.
Важнейшее положение, вытекающее из сказанного, сводится к тому, что политически невозможное не может быть объектом серьезного юридического исследования. Праздным представляется, например, исследование вопроса, какие юридические последствия должно бы иметь неназначение германским императором нового канцлера после отставления им прежнего или отказ союзного совета предложить кандидатов на освободившиеся вакансии в имперском суде. Праздными представляются мне также рассуждения о последствиях отречения одного из германских союзных государств от принадлежащих ему как таковому особых прав (Sonderrecht) вопреки направленным против такого отречения постановлениям партикулярного законодательства[18], или вопрос о допустимости реальной унии одного из германских государств со стоящим вне союза государством, или о возможности войны между государствами, входящими в состав личной унии[19]. Всякое право должно быть действующим, т. е. обладать возможностью осуществления на практике, что не может быть осуществлено не должно быть предметом юридического исследования.
Второй важный принцип, который наука права почерпает из политического познания, гласит, что действия верховных государственных органов должны быть презюмируемы правомерными. Пока никто из имеющих право возражения против действий этих органов не пользуется этим своим правом или не объявляет их недействительными, они должны быть рассматриваемы как правомерные, даже в том случае, если это не совпадает с буквой конституции. Неправильно поэтому такое толкование понятия «надзор» в ст. 4 имперской (германской) Конституции, которое приводить к тому, что компетенция значительного числа имперских установлений является прямо противоречащей Конституции[20]. Точно так же нельзя рассматривать решения германского рейхстага как ряд нарушений Конституции только потому, что при голосовании депутаты часто присутствуют в меньшем числе, чем это необходимо для законности решения[21]. Состав рейхстага почитается, напротив, законным, пока противное не констатировано президентом собрания. Допустимость представительства императора в империи и короля в Пруссии, вопреки теоретическим сомнениям, не оспаривается ни одним компетентным органом[22]. Саксонская военная конвенция, признаваемая некоторыми авторами недействительной, фактически имеет силу, так как никто из имеющих право на это не подвергал сомнению ее действительность[23]. Теоретическое признание недействительности такого рода отношений должно повести к выводу, что то, что считается действующим правом, в действительности не может быть так квалифицируемо. Но фактически неоспоренное осуществление права должно в результате породить новое право, обязательное и с теоретической точки зрения; таким образом, и для теории, хотя бы даже игнорирующей вопрос о политически возможном, мнимые теоретические нарушения конституции в окончательном результате преобразуют самый правопорядок.