Иванов Дмитрий
Дмитрий Иванов
Только я пришел домой из университета, как зазвонил телефон. Из трубки вырвался взволнованный Петькин голос:
- Миша, это ты? Как здорово, что ты дома! Слушай, срочно приезжай ко мне! Прямо сейчас.
Странно. Что бы такое могло случиться?
Через пять минут я уже трясся в автобусе, глядя, как за окном в противоположную сторону мчится по мокрому асфальту весна. Это, наверное, из-за нее Петька опять сходит с ума. Да и вообще она в этом году какая-то беспокойная. Может, все восемнадцатые в жизни весны такие?
Я задумался. Интересные вещи происходили с нами нынче в марте. Во-первых, сам он пришел неожиданно. Небо вдруг раздулось во все стороны. По тротуарам побежала талая вода, теплый ветерок взбудоражил голову. Петьку от него то лихорадило, то тянуло в сонную апатию.
Я тоже был не лучше. Мне стали приходить чудные мысли. Шагая по коридорам университета, я смотрел на студентов, преподавателей и думал: "Как люди одинаковы! Точно затылки в кинозале. Но, с другой стороны, ни один не похож на соседа. А ведь все ссоры - от укола в разговоре до мировой войны, - если смотреть в корень, из-за того, что человеческие характеры не сходятся между собой. Как бы так всех расселить, чтобы каждый оказался в окружении единомышленников. Ведь это было бы здорово, если бы люди всего мира стали находить друг друга".
Я был почти уверен, что где-то, может, в Сингапуре, а может, в соседнем дворе живет девушка, созданная именно для меня. Или я для нее. Иногда во сне я даже видел ее глаза: большие и ласковые. Просыпался, и они исчезали.
Вообще этой весной я увлекся теорией о том, что все люди рождаются половинками. И половинками в большинстве умирают, Находят друг друга двое из тысячи. Но самое ужасное - почти никто об этом не думает и даже не знает, почему он несчастен. А как найти часть самого себя, когда на Земле больше четырех миллиардов населения? Проблема. Нам с Петькой стукнуло уже по восемнадцать. Ни он, ни я еще ни разу в жизни не гуляли с девчонкой. Мы были неуклюжи и стеснительны. И это в наше-то время!
Но вот весной все половинки закопошились и поползли искать друг друга. Поползли и мы с Петькой... Робко, как молодые щенята. Обычным нашим приемом было сесть в скверике рядом с какими-нибудь студентками на оттаявшую лавочку и завести между собой рассчитанно громкий разговор с потугами на остроумие. Обычно через пять минут студентки презрительно уходили. Преследовать их мы уже не решались и с горя шли в кино. На этом приключение кончалось.
Вот такая была нынче весна.
Я позвонил у стандартной квартирной двери девятиэтажного дома. Глухо затопали тяжелые шаги, и она распахнулась. С первого взгляда я понял Петька горел какой-то новой идеей. Нетерпением дышала вся его медвежья фигура, спутанные волосы и даже отстегнувшаяся на рубашке пуговица.
- Заходи, заходи! - закричал он, втаскивая меня в прихожую. Раздевайся.
В голосе у него звучала радостная растерянность.
Мы прошли в его комнату. Даже обычный беспорядок был сегодня необычным. В разных положениях из стеллажа торчали учебники психологии, общей анатомии (Петька учился в мединституте), англо-русский словарь, какие-то медицинские журналы. Письменный стол был завален тетрадями и справочниками с подвернутыми страницами. В углу, покрытые пылью, печально стояли две шестнадцатикилограммовые гири. Последние недели, очевидно, Петька игнорировал большой спорт. Наверное, опять учил по двадцать часов в сутки.
- Ну, что там у тебя за сверхсногсшибательная новость? - небрежно спросил я, садясь на диван подальше от разложенных по нему учебных человеческих костей, которые Петька брал "напрокат" из анатомки.