— Да, подпольный журнал в Лондоне пока еще не в моде. Впрочем, кто знает, что будет через год-другой.
— Я хочу познакомить вас с мистером Риббентропом, — сказал Лерст и подвел Пальма и Мэри к послу.
Риббентроп был одет в строгий черный костюм. В петличке поблескивал маленький золотой значок члена партии.
— Господин посол, — сказал Лерст, — позвольте представить вам друга Германии, журналиста Яна Пальма.
— Рад видеть вас, мистер Пальма.
— Очень рад видеть вас, господин посол.
— Мисс Мэри Пейдж, — сказал Лерст, представляя подругу Яна.
— Здравствуйте, мисс Пейдж. Как приятно, что вы нашли время посетить нас.
— Мисс Пейдж, — пояснил Лерст, — не только любит спорт, не только великолепно поет о спорте, но и представляет собой класс английских болельщиц в спорте.
Мэри поправила Лерста:
— Это не класс, это сословие.
— Вероятно, мисс Пейдж увлекается не только спортом и пением, — заметил Риббентроп, — но и общественными науками. Различать класс и сословие — удел философов и социологов, но отнюдь не очаровательных женщин.
— В наш век, — ответила Мэри, — женщины все больше и больше тяготеют к политике. Ничего не поделаешь — это теперь модно.
Риббентроп развел руками:
— Что же делать мужчине? Вероятно, долг рыцаря — уступить место женщине.
Пальма хмыкнул:
— Если мы пустим женщин в политику и уступим им место, господин посол, нам будет очень трудно жить дальше. Начнется худшая форма либерального вандализма.
— Я думаю, — сказал Риббентроп, — что вандализм нам грозит отнюдь не от прекрасных дам. Я думаю, что варварство грозит нам со стороны тех мужчин и женщин, которые живут восточнее Лондона, Берлина и — в определенной мере — Варшавы.
К Риббентропу подошел лорд Редсдейл — сухой, словно бы мумифицированный старик.
— Добрый вечер, милорд, — сказал Риббентроп, шагнув навстречу Редсдейлу. — Я рад, что вы нашли возможность посетить нас.
— Добрый вечер, мистер Риббентроп, я всегда посещаю и буду посещать те места, где собираются люди, симпатичные мне и разделяющие мои взгляды.
Редсдейл посмотрел на Яна и полувопросительно сказал:
— Вы сын старого Пальма?
— Да, сэр.
— Это вы временами пишете для «Пост»?
— Да, сэр.
— У вас воистину бриллиантовое перо.
— Благодарю вас, сэр, но пока что я считаю его железным.
— Ну, уж позвольте мне давать оценку вашей работе, — сказал Редсдейл,
— и запомните, что я не люблю делать комплименты. Впрочем, вы не женщина, вы в них не нуждаетесь. Надеюсь также, что вы и не гомосексуалист, посему не нуждаетесь в них, как дурной мужчина.
Риббентроп смущенно отвел глаза, а Мэри рассмеялась. Это спасло положение.
— Мы сейчас дискутировали проблему, — продолжил Риббентроп, — о том, кто угрожает цивилизации. Мистер Пальма считает прекрасных дам главной угрозой прогрессу. А я полагаю, что главная угроза — это Восток, и в данном случае я солидарен с мистером Киплингом: «Запад есть Запад, Восток есть Восток, но вместе им не сойтись».
— Как вам сказать, — ответил Редсдейл, — сойтись можно. У нас стало модным забывать традиции «Эмпайр ментелити», традиции имперского самосознания… А ведь в этом мы где-то близки к Востоку, я бы даже конкретизировал — к Китаю. Я анализировал философию китайской императорской власти. Заметьте, Китай называет себя «Срединным царством» и все земли вокруг считает своими владениями. Земли за Амуром и в сторону южных морей — это владения, которые должны принадлежать Китаю, а весь остальной мир — владения, которые могут стать Китаем.