Так какая же чрезвычайная необходимость могла заставить их оторваться от винных погребов, вылезти из-за обеденных столов и отправиться рисковать жизнью и здоровьем в Англию?
Но вот наконец-то черная троица приготовилась к отъезду. С четвертой попытки толстяк неуклюже взгромоздился на лошадь — видно, привык садиться в седло с помощью приставной тумбы, предположил Калфхилл, — и затем, даже не обернувшись и не махнув рукой на прощанье, направил своего першерона вверх по крутому склону. Калфхилл сразу понял, что наездник из толстяка совершенно никудышный. Его шатало из стороны в сторону, голова тряслась, толстые ноги вяло подскакивали при каждом шаге. Кареты и портшезы ему явно больше по душе, догадался Калфхилл. Несчастная лошадь, пытавшаяся добраться до нависшей над обрывом травянистой кромки, отчаянным прыжком завершила подъем и легким галопом направилась прочь от берега.
Его работа подошла к концу; Калфхилл вернулся к судну и начал спихивать его обратно в море. Он спешил, поскольку в той самой таверне в Кале кроме Фонтене к нему подошел еще один заказчик и сейчас шесть тодов[12] лучшей котсуолдской шерсти дожидались его в пещере, в двух милях дальше по берегу. В прибрежном тростнике его должны встретить трое мужчин и заплатить ему пять пистолей за перевозку контрабандной шерсти во Францию, где ему заплатят вторые пять пистолей. Киль его суденышка уже царапал дно, когда он услышал позади себя какой-то звук. Обернувшись, Калфхилл увидел, что один из трех путников, повернув лошадь к воде, все еще остается на берегу.
— Эй! — Калфхилл выпрямился и сделал несколько шагов по громко заскрипевшей гальке. — Что-нибудь забыли?
Облаченный в черное всадник ничего не ответил. Он просто натянул поводья и развернул лошадь в сторону холма. И вдруг, словно что-то вспомнив, изогнулся в седле и, полыхнув золотой вышивкой, достал из складок плаща кремневый пистолет.
Калфхилл изумленно вытаращил глаза, словно увидел ловкий трюк, затем отступил назад.
— Что за черт?…
Мужчина, не церемонясь, разрядил пистолет. Выстрел был удивительно тихий, только легкий дымок поднялся над стволом. Свинцовая пуля ударила Калфхилла прямо в грудь. Качнувшись, как неуклюжий танцор, он отступил к морю, потом опустил голову и с любопытством взглянул на рану, из которой струей хлестала кровь, словно из дырки в винной бочке — вино. Он хотел зажать рану рукой, но перед его куртки уже потемнел, а лицо стало белым как полотно. Его рот открылся и закрылся, точно пытаясь напоследок гневно возразить. Но ничего не получилось: плавным, почти балетным манером он исполнил полуповорот и рухнул в тростник у кромки воды. Мужчина убрал пистолет и уже через пять минут присоединился к своим спутникам, поджидавшим его на гребне холма. Около мили троица следовала по одной из овечьих троп, вьющихся между холмов. Затем всадники поскакали по узкой почтовой дороге. А в это время полдюжины песчаных крабов уже спешили по галечному берегу к телу Калфхилла, над которым, словно плакальщицы, склонились красавицы ивы. Его труп обнаружат только через несколько дней, когда черная троица уже достигнет ворот Лондона.
Глава 3
В те дни добраться из Лондона в Крэмптон-Магна можно было лишь так: до Шафтсбери ехать по дороге, что ведет на Плимут, а там повернуть на юг и петлять по скверным и редко используемым колейным дорогам, ведущим к этому далекому побережью. Одна из таких дорог, подходивших к Дорчестеру, — самая из них разбитая — огибала селение: десять-двенадцать бревенчатых домов с закопченными, поросшими мхом тростниковыми крышами, скрытыми в ложбине между невысокими холмами.