Песни сердца - Анастасия Эльберг страница 2.

Солнце над утренним Вавилоном
Ярче всех звезд его во сто крат.
Как ни хотел бы он стать прощенным 
Но он закован в дремучий ад.

В сумерках дань отдавать безгрешным
Он клялся ей и играл в любовь
И стал бы сам бесхребетно-вечным
Но только срок безмятежных слов

Короток. И он был бы счастлив,
Став частью той, кому все отдал.
Душу, что так упрямо красил,
Продал бы  и получил привал.

Ну, а она, королева слова,
Та, чей огонь он принял за озноб,
Снова обнимет его, родного,
И поцелует. Контрольным в лоб.

Жизнь понедельников-вторников
Платит по чьим-то счетам.
Ты лишь считаешь любовников
И посылаешь к чертям.

Сизое утро скалится,
Будто голодный волк.
Ты не сумеешь состариться 
Ты куришь тонкий Vogue,

Спишь до полудня средами,
Любишь гулять по ночам.
Если смеешься  поэмами,
Если грустишь  по плечам

Снова распустишь волосы 
Я, разумеется, твой.
Вовсе не нужно тут голоса 
Просто такси и домой.

Вот и мое одиночество
Стало дряхлее на ночь.
Нет, я не верю в пророчества,
И мне уже не помочь 

Просто все дни  сумасшедшие,
Дорог мне каждый миг.
Мы с книжных страниц сошедшие.
Жаль, что из разных книг.

Я в страхе теряюсь на улицах города,
Слыша, как плачет по грешнику колокол.
Кто мне дарует одежду из золота,
Что на поверку окажется оловом?
Я не искал в жизни тех благодетелей,
В церкви не бредил молитвой жестокою.
И, чем я дальше, тем больше бессмысленны
Мысли о праве расстаться с пороками.
Я  только тень, и мой голос  беззвучие,
Забыть и сказать  все одно, словоблудие,
Люди  кто смертный, палач или мученик 
Всем полюбилось играть в правосудие.
Спрятана подлость за светлыми лицами,
Спрятана лживость под благодетелью.
И я не властен над вашими мыслями,
И осужден без судьи и свидетелей.
Я не заплачу по-вашему жалобно,
Я не прощу сам себе непрощенного.
Я упокоюсь под горестным саваном,
Вас оставляя навек обреченными.

Под шуршанье песочных часов
Задремал светлый город  устал.
В духоте часовых поясов
Смерть восходит на свой пьедестал.
Жизнь уже далеко  там, где снег,
Где поля и семь мертвых морей.
Для меня слишком короток век.
Ты, наверное, не будешь моей.
Плачет город навзрыд, стонет ночь 
Может быть, это просто игра?
Возвращаюсь, хоть хочется прочь,
Из сегодня смотрю на вчера.
Я опять обману глупый Рок 
Он и страшен, и слаб, и смешон.
И я палец кладу на курок.
Где-то там есть последний патрон.

От любви, бесконечной и проданной,
Не умрет разве только святой.
И молитвами межтелефонными
Мы безмолвно стремимся домой.
И шаги безразлично-смущенные
Уловлю в тишине полусна 
Незнакомцы, знакомей знакомого,
Говорят отойти от окна.
Мне бы письмами, мутно мерцавшими
Всей чернильно-немой суетой
Разродиться  и вместе с отставшими
Повернуть и оставить свой строй.
Может быть, я и мертв  только кажется
В пелене слепо спящей мечты,
Что я мог бы на это отважиться,
Если б рядом со мной была ты.

Мне теперь одиноко-неловко,
Черный демон, хранитель и бес.
На плече отдыхает винтовка,
А в кармане  стеклянная честь.
Час назад я пил счастье, смеялась
Моя боль, пьяно щурясь в прицел.
Я не тот  мне за душу осталось
Заплатить только тем, что я цел.
У подножия лестниц, что душат
Хрусталем змееносцев-перил,
Моя смерть затыкала мне уши
Но кричала во мраке могил.
Под бездонным и плачущим небом,
Что давно не пылает огнем,
Одинокая женщина в белом 
Она соткана мыслями-льном.
Я застыну  и воронов клекот
Повелит снова тронуть курок.
Он оставит в пространстве мой шепот
И не тронутый пулей висок.

Я затянут чужими талантами
В этот вязкий туман полусна.
Изумрудами и бриллиантами
Выстилает луна от окна
Беззаветный, тернистый, таинственный
Но невидимый радости путь.
Я иду заповедником истины,
Точно зная, что мне не уснуть.
Стекловатой монахи-прохожие
Сохраняют нечуткость ушей.
Были лишними, стали похожими 
Это четки мирских мелочей.
Я бы душу продал, и в отчаяньи
Стал слугой своих собственных нимф.
Но себя никогда не обманем мы,
Будь то крылья, могила ли, нимб.
И метаться во тьме вечным странником
Мне велела когда-то она.
С телефоном-убийцей-молчальником,
Без минуты волшебного сна.