– Душа у него была неяпонская. Нипочем ему было не достичь просветления, так до скончания века и топтался бы на восьмой ступени.
Бестактное замечание повлекло за собой продолжительную паузу. Настоятель наморщил лоб, но так и не вспомнил какого-нибудь спасительного изречения. Послушник вжал голову в плечи. Сатоко просто опустила глаза.
– П-преподобный, а мог бы я посмотреть на место, где умер Мэйтан? – спросил Эраст Петрович.
– Разумеется. Вас проводит Араки. – Настоятель кивнул на послушника. – Всё покажет и расскажет. К тому же именно он первым обнаружил Мэйтана.
Коллежский асессор и его провожатый прошли через посыпанный белым песком двор, миновали трехъярусную пагоду и оказались в монастырском саду, замечательно просторном и тенистом.
– Раньше сад был еще больше, но пришлось отдать половину под кладбище заморских варваров, – сказал Араки и, покраснев, поправился. – То есть, я хотел сказать, господ иностранцев.
– А где же келья Мэйтана?
– Она была за колодцем, вон в тех зарослях, – показал монашек. – Но после того, что случилось, отец Согэн провел церемонию очищения: сжег павильон дотла, чтобы отогнать от нехорошего места злых духов.
– Сжег? – нахмурился вице-консул. – Ну, рассказывайте. Лишь то, что видели собственными глазами. И, пожалуйста, ничего не упускайте, никаких п-подробностей.
Араки кивнул и старательно наморщил лоб.
– Значит, так. На рассвете я проснулся и вышел по нужде. По малой нужде. Я всегда в четвертом часу после полуночи просыпаюсь и выхожу по малой нужде, даже если накануне выпил всего одну чашку чаю. Таково уж устройство моего мочевого пузыря. Должно быть, он…
– Подробно, но не до такой степени, – перебил его Фандорин. – Итак, вы проснулись в четвертом часу. Где находится ваша спальня?
– Младшая братия спит вон там, – показал Араки на длинное одноэтажное здание. – У нас в конце коридора есть свое отхожее место, но на рассвете я всегда хожу мочиться в сад – там такой чудесный предрассветный сумрак, так благоухают растения, и уже начинают петь птицы…
– П-понятно. Дальше.
– Ночью я несколько раз просыпался, потому что где-то близко выли и рычали собаки. Когда же я вышел в сад, то увидел, что вон там, подле сточной канавы, собралась целая свора бродячих псов. Они лезли друг на друга, шумели. Раньше такого никогда не случалось. Я подошел, чтобы их отогнать…
– В канаве что-нибудь было? – быстро спросил дипломат.
– Не знаю… Я не посмотрел. По-моему, ничего, иначе я бы заметил.
– Хорошо, п-продолжайте.
– Я замахнулся на псов своим гэта. Кажется, правым, – добавил Араки, видимо, вспомнив о подробностях. – Вы знаете, иокогамские дворняжки очень трусливы, прогнать их нетрудно. Но эти собаки были странные. Они не убежали, а бросились на меня с рычанием и лаем, так что я не на шутку испугался и кинулся бежать – по направлению к келье Мэйтана. Собаки отстали, я остановился возле павильона перевести дух и вдруг заметил нечто удивительное. Отшельник сидел в бочке с водой. Я знал, что по воскресеньям вечером отец Мэйтан принимает фуро в саду, рядом со своей кельей. Наслаждается теплом, чистотой, стрекотом цикад… Но не до рассвета же! Голова Мэйтана была запрокинута, и я решил, что он спит. Должно быть, разморило в горячей воде. Но где же его оку-сан? Не могла же она уйти? Я приблизился и позвал отшельника. Потом почтительно тронул его за плечо. Кожа оказалась совсем холодная, а вода в бочке и вовсе ледяная.
– Вы уверены?
– Да, я даже отдернул руку. Становилось светло, и я заметил, что Мэйтан белого цвета. Такими белыми не бывают даже гайдзины! А еще я разглядел на шее у него две красные точки, вот здесь… – Послушник передернулся и с опаской поглядел по сторонам.