Так как, согласен? Молчишь? Ну, хорошо, подумай до завтра. Переночуешь у Николая Ивановича, у него место есть, а завтра и ответ дашь.
Ну а второй госпиталь, который мы организуем по приказанию начальника сануправления Красной армии, другого порядка. Дело в том, что, когда началось наступление Красной армии с быстрым продвижением вглубь территории, занятой ранее противником, в наступающих частях, кроме раненых, появилось довольно много больных. Всех их отправляли во фронтовые терапевтические госпитали. Это было далеко и иногда очень плохо отражалось на состоянии больных. Решено иметь терапевтические госпитали в каждой армии, да еще с инфекционным отделением. Вот организуем его и мы.
Начальника нам прислали. Большинство врачей-терапевтов подобрали без труда, а вот на должность ведущего терапевта наметили твою Зинаиду Николаевну Прокофьеву. Как, по-твоему, она потянет?
Зинаида Николаевна, конечно, потянет! Она очень опытный терапевт и замечательный человек. Хоть без нее и трудно придется медсанбату, но лучше нее для работы ведущим врачом в терапевтическом госпитале человека не найти! с жаром заявил Алешкин.
Но только вы, Николай Васильевич, хотите из медсанбата 24 забрать сразу двух врачей, а ведь дивизия тоже к чему-то готовится. У нас и так не хватало двух врачей, а теперь будет не хватать 4.
Не беспокойтесь, товарищ Алешкин, сказал Богуславский, на днях мы получаем несколько врачей выпуска 1942 года, обещаю в 24-й медсанбат послать по крайней мере 3.
На другой день, после долгих обсуждений с Богуславским сделанного предложения, Борис дал свое согласие на занятие должности начальника и ведущего хирурга хирургического полевого госпиталя 27. Возвращаясь в медсанбат, он вез предписание о немедленном откомандировании майора медслужбы Прокофьевой в санотдел армии для назначения на должность ведущего терапевта в армейский терапевтический госпиталь 212.
О нем самом, как сказал Скляров, вопрос будет решаться в сануправлении фронта и, если он решится положительно, командиру дивизии будет выслан соответствующий приказ.
Между прочим, Николай Васильевич предложил Борису взять с собой из медсанбата ту операционную сестру, с которой он больше всего работал и, конечно, своего ординарца.
На это предложение Борис пока ничего не ответил.
Конечно, с Игнатьичем, к которому он очень привык, ему расставаться не хотелось. А вот в отношении Кати он задумался. С одной стороны, она действительно была очень хорошей операционной сестрой, с которой он работал почти всегда. С другой стороны, его личная связь с ней его беспокоила она слишком затянулась. Он немного помолчал, а затем, поблагодарив начсанарма за предложение, сказал:
Я подумаю.
Возвращался в батальон Борис с двояким чувством. С одной стороны, ему очень льстило получаемое повышение. Ведь быть начальником армейского полевого госпиталя, конечно, гораздо почетнее, чем командиром медсанбата дивизии. Но, с другой стороны, жалко было оставлять свой медсанбат, где был хорошо знаком каждый человек, где со многими из них он перенес и тяжелые дни отступления, и Ленинградскую блокаду, и бои на этой стороне кольца под Синявиным. Кроме того, после изготовления разборных домов, да и многих приспособлений в оборудовании медицинским инвентарем операционных и других лечебных помещений все это стало близким, своим, их жалко было оставлять.
Но теперь, когда он дал согласие, жалеть уже поздно:
«Снявши голову, по волосам не плачут, усмехнулся он своим мыслям, а, с другой стороны, вопрос окончательно не решен. Как-то там, в сануправлении фронта в отделе кадров отнесутся к его кандидатуре? Ведь как-никак, а он имеет в своей биографии пятно исключался из партии и, хотя сейчас уже более года он снова член ВКП(б), и за это время заслуживал только благодарности от командования, но ведь как кому взглянется».
Шофер Бубнов, везший Алешкина, заметил задумчивость своего начальника и приписал ее тому, что из батальона, как ему сказал Борис, забирают Прокофьеву, а он, как и все в медсанбате, знал о дружбе Бориса с Зинаидой Николаевной. Знал о том, каким уважением, как врач, эта женщина пользуется не только среди работников батальона, но и у всего дивизионного начальства. Понимал он, что Алешкину жалко отдавать такого врача. Разумеется, о том, что Борис, может быть, скоро и сам покинет медсанбат, Бубнов пока еще не догадывался.
Приказ об откомандировании Прокофьевой из медсанбата у командования дивизии был встречен с большим огорчением. Комдив Ушинский даже звонил по этому вопросу члену Военного совета армии генералу Зубову. Но последний ответил отказом, сославшись на необходимость укрепления кадрами нового терапевтического госпиталя.