Мы запутались во всевозможных запретных знаках, сын рассердился и начал меня инструктировать по маленькой карте в автомобильном атласе.
— Сейчас направо, — решительно указывал он. — Правильно. Теперь налево. А дальше дуй прямо, ни куда не сворачивай!
Я и поехала прямо, и вдруг передо мной распростёрлась пойма Варты.
— Ты уверен, что прямо и не сворачивая? — за сомневалась я.
Ребёнок поднял глаза от карты и изменил решение. Через несколько часов, несмотря ни на что и вопреки всем препятствиям, нам удалось выбраться из города.
По возвращении в Варшаву я тотчас же полетела к Збышеку Краснодембскому, капитану дальнего плавания, другу Алиции и моему коллеге. Збышек интересовался яхтами, знал предмет досконально, и все-таки я, сдаётся, увлекла его своей идеей. Через четыре часа разговоров он тоже начал измерять бензин ваннами. Возможно, эта привычка осталась у него и по сей день.
Сразу же после Збышека удалось задействовать моего младшего сына Роберта. Пневматическая пушка — его собственное изобретение. Подобная яхта без пушки, по его мнению, вообще невозможна. Роберт сделал даже весьма приличные технические чертежи — эскиз и вертикальную проекцию.
О том, что замки на Луаре построены на известняке, я знала давно. Известняк гигроскопичен, свойства его мне прекрасно известны благодаря моей недавно оставленной профессии. Выбрать местом действия Шомон я решила лишь из-за полуразрушенной стены вокруг замка. Во всяком случае, тогда она была полуразрушена. Сейчас, возможно, её восстановили. По некой загадочной причине я была убеждена: существует пояс экваториальных спокойных широт, а весной ветры над Атлантическим океаном дуют направо. Не исключено, что школьная география, влетая в одно ухо и вылетая в другое, по пути успела оставить в моей голове кое-какие следы.
Все эти проверенные сведения вовсе не помешали Алиции гневно обрушиться на меня по телефону.
— Идиотка, — изничтожала она меня. — Крючком ковырять! Ну и что с того, что известняк впитывает воду, дура ты этакая! Крючок, надо же до такого додуматься!
Вскоре она, однако, позвонила снова и взяла свои слова обратно: оказывается, в датской прессе появилась статья про какого-то типа, прорывшего ход из подземелья радиоантенной. А в Дании печатному слову верят.
— Твой крючок, — покаялась она, — все-таки попрочнее. Все упрёки снимаю.
Крючок этот у меня цел и по сию пору. Пластиковый. Шарф из белого акрила я и в самом деле вязала для себя, а Иоанна-Анита в самом деле пыталась перевести на датский «Крокодила из страны Шарлотты». К этой основе добавилась куча всяких неурядиц. Боже мой, ну почему всегда все случается разом? Или ничего, или сразу полная галиматья!
Иоанна-Анита родила Яся. Генрих, её муж, ошалел от счастья — он спал и видел дождаться потомка. Рожала она в фантастически комфортабельных условиях, каковые жертвам нашего тогдашнего строя представлялись просто нереальными. Все больничные услуги даром, у каждой постели кнопки и клавиши, из стены выдвигается столик для еды, играет приятная музыка, стаканчик с питьём сам прыгает в руки, сиделка всегда с улыбкой на устах Вот бы подобную роскошь нашей медицине!.. Вернулась домой — не медицина, конечно, а Иоанна-Анита — и сразу взялась за работу, об уходе за младенцами понятия не имея.
Из-за перевода я частенько наведывалась к ней.
— Слушай, он орёт по ночам, — пожаловалась огорчённая мать. — Сухой, накормленный, может, ты знаешь, чего ему надо?
Я посмотрела на ребёнка — тоже не Бог весть какая опытная нянька, но, в конце концов, своих двоих вырастила.
— По-моему, он пить хочет.
— Как пить, ведь молоко…
— Молоко — это питание, — решительно прервала я. — У вас воздух сухой! Батареи вон как жарят! Ребёнок должен получать питьё.