Бука - Стивен Кинг

Стивен Кинг

Бука

[1]

 Я пришел сюда, потому что мне нужно высказаться,  произнес человек, сидевший на кушетке в кабинете доктора Харпера.

Это был Лестер Биллингс из Уотербери, штат Коннектикут. В его медицинской карте, заполненной сестрой Виккерс, было записано, что ему двадцать восемь лет, он работает на фабрике в Нью-Йорке, разведен, отец троих детей. Все трое умерли.

 Я не могу исповедоваться, поскольку я не католик. К юристу обращаться бесполезно, я не нарушал Уголовного кодекса. Я просто убил своих детей. Одного за другим. Всех до одного.

Доктор Харпер включил магнитофон на запись.

Биллингс лежал на кушетке напряженный, прямой, как доска. Человек, готовый к неизбежному унижению. Руки сложены на груди, как у мертвеца. Он рассматривал панели белого подвесного потолка, словно там разыгрывались какие-то сцены и картины.

 Вы хотите сказать, что действительно их убили, или

 Нет.  Раздраженный взмах руки.  Но ответственность на мне. Денни в шестьдесят седьмом. Ширл в семьдесят первом. И Энди в этом году. Вот о чем я хочу вам рассказать.

Доктор Харпер промолчал. Биллингс выглядел осунувшимся и казался старым. Он начал лысеть, кожа была землистого цвета. Глаза выдавали близкое и регулярное «общение» с виски.

 Они убиты, понимаете? Но никто мне не верит. Если меня поймут, все будет хорошо.

 Почему?

 Потому что  Биллингс замолчал и приподнялся на локтях, осматривая комнату. Его глаза превратились в узкие щелочки.  Что это?

 Где?

 Та дверь.

 Это стенной шкаф,  ответил доктор Харпер.  Там висит мой плащ и стоят галоши.

 Откройте. Я хочу убедиться.

Доктор Харпер молча встал, подошел к дверце и открыл ее. Внутри висел коричневый плащ и болтались несколько пустых вешалок. На полу стояла пара блестящих галош. В одну из них была плотно забита страница «Нью-Йорк тайме». Больше ничего.

 Все нормально?  спросил доктор Харпер.

 Все нормально.  Биллингс повернулся и принял первоначальную позу.

 Вы сказали,  напомнил доктор Харпер, вернувшись в свое кресло,  если удастся доказать, что дети были убиты, все будет хорошо. Как это понимать?

 Меня посадят,  мгновенно ответил Биллингс.  Дадут пожизненное. А в тюрьме все камеры просматриваются. Все камеры.

Он улыбнулся пустоте.

 Как были убиты ваши дети?

 Не пытайтесь меня допрашивать!  Биллингс развернулся и посмотрел на Харпера с нескрываемой злобой.  Я сам все расскажу, не волнуйтесь. Я не из этих ваших слюнявых придурков-наполеонов или ребят, заявляющих: «Я подсел на героин, потому что мама меня не любила». Знаю, вы мне не поверите. И наплевать. Не важно. Я должен все рассказать.

 Хорошо.  Доктор Харпер достал свою курительную трубку.

 Я женился на Рите в шестьдесят пятом. Мне был двадцать один год, ей восемнадцать. Она ждала ребенка. Денни.  Его губы на мгновение искривила резиновая, пугающая улыбка.  Мне пришлось бросить колледж и устроиться на работу, но я не жалел об этом. Я любил их обоих. Мы были счастливы.

Рита снова забеременела вскоре после рождения Денни, и в декабре шестьдесят шестого появилась Ширл. Летом 1969 года у нас родился Энди, а Денни к тому времени уже не было на свете. Появление Энди было случайностью. Рита так сказала. Сказала, что контрацептив себя не оправдал. Но я в это не верю. Простая случайность, как же. Понимаете, дети привязывают мужчину. Женщины этим пользуются, особенно если мужчина умнее их. Вы согласны?

Харпер неопределенно хмыкнул.

 Ну, не важно. Я все равно его любил.  В этой фразе слышалась чуть ли не мстительность, словно он любил ребенка назло жене.

 Кто убил детей?  спросил Харпер.

 Бука!  выпалил Лестер Биллингс.  Их всех убил Бука. Вышел из чулана и убил.  Он повернулся к доктору и ухмыльнулся: Вы думаете, я сбрендил, да? У вас это на лице написано. Но мне плевать. Я хочу лишь рассказать вам все и свалить отсюда.

 Слушаю вас,  ответил Харпер.

 Все началось, когда Денни было почти два года, а Ширл только родилась. Он завел привычку реветь, как только Рита уложит его в кроватку. У нас было две спальни, колыбелька Ширл стояла в нашей комнате. Сначала я думал, что Денни плачет из-за того, что ему перестали давать в кроватку бутылку с соской. Но детям нельзя давать спуску, их нельзя баловать. Начнешь с ними церемониться и все. Подложат тебе свинью обрюхатят какую-нибудь девку или ширяться начнут. Или станут слюнтяями. Можете себе представить, просыпаетесь вы утром и вдруг понимаете, что ваш ребенок ваш сын слюнтяй? Прошло какое-то время, он продолжал плакать, и я решил укладывать его сам. Если он не успокаивался, я давал ему затрещину. Потом Рита сказала, что он постоянно повторяет: «Свет, свет». Я такого не слышал. Вообще дети в таком возрасте только лопочут, кто их поймет. Мать, разве что. Рита хотела повесить ночник, какого-нибудь пластмассового Микки-Мауса или Супермена, который втыкается прямо в розетку. Я ей не разрешил. Если парень не преодолеет страх темноты в детстве, то будет всю жизнь бояться. В общем, он умер на следующий год, летом. В ту ночь я положил его в кроватку, и он тут же завелся. Я разобрал его лепет. «Бука,  говорил мой сын.  Папа, там Бука». Я выключил свет, вышел в нашу комнату и спросил Риту, с чего ей вздумалось учить детей таким словам. У меня руки чесались ей врезать, но я сдержался. Она сказала, что не учила его этому. Я обозвал ее лживой тварью. Поймите, у меня ведь тоже выдалось тяжелое лето. Работы не было, мне пришлось устроиться грузчиком на склад «Кока-колы», домой я приходил смертельно усталый. Ширл по ночам просыпалась и плакала, Рита вставала ее укачивать. Честно скажу, иногда я был готов выкинуть их обеих в окно. Господи, как же эти дети иной раз доводят! Просто убить хочется! Так вот, разбудила она меня в три утра, строго по расписанию. Я сходил в туалет, как лунатик, почти не просыпаясь, потом Рита спросила, посмотрел ли я, как там Денни. Я сказал, чтобы она сама им занялась, завалился спать и уже почти заснул, когда она закричала. Я вскочил и зашел к Денни. Он лежал на спине, мертвый. Белый как мел, кроме тех мест, в которых собралась сгустилась кровь затылок, икры, бедра, ж ягодицы. Глаза у него были открыты. Вот ужас, скажу я вам Широко раскрытые, стеклянные, как глаза у оленьих голов, что висят у охотников над каминами. Как у убитых косоглазых детей на снимках из Вьетнама. Американский ребенок не должен так выглядеть. Мертвый, на спине, в подгузниках и резиновых трусиках последние несколько недель он снова начал писать в штаны. Кошмар, я любил этого чертенка.